Нескромные сокровища
Шрифт:
– Государь, – ответил один из придворных, – это модная болезнь. Впадать в истерику – это хороший тон для женщин. Без любовников и без истерики нельзя вращаться в свете. И в Банзе нет ни одной буржуазки без истерики.
Мангогул улыбнулся и тотчас же решил посетить некоторых из этих истеричек. Он направился прямо к Салике. Он нашел ее в постели, с раскрытой грудью, пылающими глазами и растрепанными волосами. У ее изголовья сидел маленький врач Фарфади, заика и горбун, и рассказывал ей сказки. Она то и дело вытягивала то одну, то другую руку, зевала, вздыхала, проводила рукой по лбу и восклицала страдальческим голосом:
– Ах… Я больше не могу… Откройте окно…
Мангогул улучил момент, когда Фарфади с помощью взволнованных служанок заменял ее покрывало более легким, и направил на нее перстень. Немедленно услыхали:
– Ах, как мне все это надоело! Видите ли, мадам забрала себе в голову, что у нее истерика. Это будет длиться неделю. Умереть мне на месте, если я знаю, из-за чего все это! Я вижу, какие усилия прилагает Фарфади, чтобы вырвать с корнем это зло, но мне кажется, что он напрасно так усердствует.
– Ладно, – сказал султан, снова повертывая перстень, – у этой истерика на пользу врачу. Посмотрим в другом месте.
Из особняка Салики он направился в особняк Арсинои, который расположен поблизости. Не успел он войти в ее апартаменты, как услыхал громкие раскаты смеха. Он направился к ней, думая, что застанет ее с кем-нибудь. Между тем, она была одна. Мангогул не очень этому удивился.
– Когда женщина закатывает истерику, – сказал он про себя, – она, по-видимому, бывает или грустной, или веселой – как ей заблагорассудится.
Он направил на нее перстень, и внезапно ее сокровище расхохоталось во все горло. От этого необузданного смеха оно резко перешло к забавным ламентациям по поводу отсутствия Нарцеса, которому оно дружески советовало поскорее вернуться, и продолжало с новой силой рыдать, плакать, стонать, вздыхать с таким отчаянием, словно похоронило всех своих близких.
Султан едва сдерживал смех, слушая эти забавные жалобы. Он повернул в другую сторону перстень и отправился домой, предоставив Арсиное и ее сокровищу сетовать на здоровье и решив про себя, что пословица несправедлива.
Глава двадцать четвертая
Девятое испытание кольца.
Потерянное и найденное
(Дополнение к ученому трактату Пансироля [18] и к «Мемуарам» Академии надписей)
Мангогул возвращался в свой дворец, размышляя о смешных причудах женщин. По рассеянности или по прихоти кольца он оказался под портиками великолепного здания, которое Фелиса украсила роскошными гробницами своих любовников. Он воспользовался случаем порасспросить ее сокровище.
18
…трактату Пансироля. – Трактат «Rerum memorabilium deperditarum libri» (1599), принадлежавший перу итальянского правоведа, профессора в Турине и Падуе Гвидо Панчироли (1523-1599).
Фелиса была женой эмира Самбуко, предки которого царствовали в Гвинее. Самбуко был почитаем в Конго благодаря пяти-шести знаменитым победам, одержанным им над врагами Эргебзеда. Он был искусен в дипломатии так же, как и в военном деле, и его назначали послом в самые ответственные моменты, причем он блестяще справлялся со своей миссией. Он увидал Фелису, вернувшись из Лоанго, и сразу в нее влюбился. В ту пору ему было около пятидесяти лет, Фелисе же – не более двадцати пяти. У нее было больше очарования, чем красоты. Женщины говорили, что она очень хороша, а мужчины находили ее прелестной. Ей представлялось много прекрасных партий, но имелись ли у нее какие-то свои расчеты или же здесь была преградой разница между ее состоянием и состоянием ее воздыхателей, но она отвергла все предложения. Самбуко увидал ее, поверг к ее ногам свои огромные богатства, свое имя, лавры и титулы, уступавшие только монаршьим, – и добился ее руки.
Целых шесть недель после свадьбы Фелиса была или казалась добродетельной. Но сокровище, по природе сладострастное, лишь в редких случаях овладевает собой, и пятидесятилетний муж, хотя бы и признанный герой, будет безрассуден, если вздумает победить этого врага. Хотя Фелиса и была осторожна в своем поведении, ее первые приключения все же получили огласку. Таким образом, были все основания предполагать, что и в дальнейшем у нее были интимные тайны, и Мангогул, желавший добраться до истины, поспешно прошел из вестибюля ее дворца в ее апартаменты.
Была середина лета, стояла ужасающая жара, и Фелиса после обеда бросилась на кровать в уединенном кабинетике, украшенном зеркалами и фресками. Она спала, и рука ее лежала на томике персидских сказок, нагнавших на нее сон.
Некоторое время Мангогул смотрел на нее; он принужден был признать, что у Фелисы была своя прелесть, и направил на нее перстень.
– Я помню, как сейчас, – немедленно же заговорило ее сокровище, – девять доказательств любви в четыре часа. Ах, какие моменты! Зермунзаид прямо божественен. Это вам не старый ледяной Самбуко. Милый Зермунзаид, до тебя я не знало подлинного наслаждения, истинного блага, – ты научил меня всему этому.
Мангогул, желавший узнать некоторые подробности связи Фелисы с Зермунзаидом, о которых сокровище умалчивало, касаясь лишь того, что больше всего поражает всякое сокровище, – потер алмаз перстня о свой камзол и направил на Фелису засиявший яркими лучами камень. Скоро он оказал действие на сокровище, которое, уразумев, о чем его спрашивают, продолжало более эпическим тоном.
– Самбуко командовал армией Моноэмуги, и я сопровождало его в походе. Зермунзаид служил полковником под его началом, и генерал, удостаивавший его своим доверием, назначил его эскортировать нас. Ревностный Зермунзаид не покинул своего поста: он показался ему настолько приятным, что Зермунзаид и не думал уступать его кому-нибудь другому, и единственно, чего он страшился в продолжение всей кампании, – это потерять свой пост.
В течение зимы я приняло несколько новых гостей: Касиля, Жекия, Альмамума, Язуба, Селима, Манзора, Нерескима, – все это были военные, которые были обязаны своей репутацией Зермунзаиду, но не стоили его. Доверчивый Самбуко возложил охрану добродетели своей жены на нее самое и на Зермунзаида; всецело поглощенный бесконечными перипетиями войны и великими операциями, которые он замышлял во славу Конго, – он ни на мгновение не заподозрил Зермунзаида в измене, а Фелису в неверности.
Война продолжалась; армии снова двинулись в поход, и мы опять сели в паланкины; паланкины продвигались очень медленно; незаметно главная часть войска перегнала нас, и мы оказались в арьергарде, которым командовал Зермунзаид. Этот славный малый, которого великие опасности никогда не могли совратить с пути славы, не смог противостоять наслаждению. Он поручил своему подчиненному надзор за движениями преследовавшего нас неприятеля и направился к нашему паланкину, но не успел он войти, как мы услыхали заглушенные звуки оружия и крики. Зермунзаид, прервав свою работу, хочет выйти; но вот он простерт на земле, и мы оказываемся во власти победителя.