Неслабое звено

Макеев Алексей Викторович

– С-скот. – Ее лицо перекосило так, что никто не смог бы узнать в этой фурии Алечку Бурнову. – Ах, как бы я тебя убила! Зубами грызла бы!

– Ты, тварь кровавая, – выдержка еще раз изменила Гурову, – думала, что я просто так прощу тебе смерть Костика? Да хоть бы

и Сукалева? Джону тоже придется погано, не надейся на его помощь. Мы не забудем смерти Жирафчикова – Джон либо сдаст мне, это мое личное дело, честно скажу, этого «авторитета» и тогда попросту вылетит из России как персона «нон-грата»… Пусть тогда благодарит свою вшивую американскую Статую Свободы. Либо, если заупрямится, уже я сдам его Набокову с потрохами. Когда в потрохах сидит хороший кавказский кинжал, то это некомфортно. И не политкорректно, так и передай, гадина, объясни доходчиво, но учти – у тебя сутки. Поняла, «попова дочь безвинная»?

– Поняла. Как же я тебя ненавижу, ах, если бы… На твоих же кишках тебя б и удавила.

…Выходя на улицу, Лев боялся только одного – встретить отца Михаила.

ЭПИЛОГ

– Мальчики! – воскликнула Мария Строева. – Ну ведь только неделя прошла, как Стасик с гипсом к нам забегал! Бледненький такой, а теперь… Лев, обеспечь посуду, все остальное. А я сейчас салатик вам организую по-быстрому, и на вечерний спектакль… Стасик, извинишь?

– Ну, если твои «дары осени» на столе будут. – Крячко поймал Марию за руку, притянул к себе и крепко поцеловал. – Маша, не переживай! Лев простит. А если взревнует, то я загоржусь. Знала

бы ты, как он блестяще сыграл такую роль, что в вашем театре и не снилась. Твоя школа!

– Болтун ты, – устало, но с гордостью отозвался Гуров. – Маша, у нас бутягинская настоечка осталась? Да, на горном чабреце. Тащи сюда, любимая, жаль, из-за работы нашу компанию поддержать у тебя не получится. Мы вроде как победители. Вроде как…

Крячко слишком хорошо знал своего друга, чтобы не понять с абсолютной ясностью: что-то не так. И здорово не так. Поэтому, выпив сто грамм настоечки, закусив любимым салатиком, он спросил:

– Лев, не молчи, в чем дело? Какая песья мать тебя укусила? Что тебе покоя не дает?

Гуров покрутил в руках коньячную рюмку с зеленоватой настоечкой чабреца.

– Стас, я не стал говорить об этом Орлову. Но удар, пусть рикошетом, был направлен и в него. Не только по Набокову била провокация, нет! Кто-то из ближайшего окружения нашего шефа вознамерился свалить Петра. Кто? Я еще возьму за манишку пресловутого Джона, но… Стас, а вдруг придется действовать не совсем, гм-м, обычными способами, ты со мной? Брать за манишку вдвоем куда как сподручнее…

«Друг и соратник» чуть не поперхнулся знаменитой бутягинской настоечкой:

– Ты?! Сомневаешься во мне?!

– Честное слово, «фонарь» под левым глазом у тебя, дружище, просто изумительный! Хоть на выставку. Самый шикарный фингал из всех, что я видел когда-либо, – улыбнулся Гуров. – Тем более я сам его поставил…