Неслучайная мама для дочки миллионера
Шрифт:
От богемной дивы у Инны остаются халат и тапки… Ее лицо искажается, выдает истинную сущность.
Я отвожу глаза в пол и быстрым шагом направляюсь прочь, пересекаюсь с прихвостней-служанкой на пороге. Самара держится подле своей госпожи.
Не теряя времени, спешу вниз, интуитивно догадываясь, что найду Богдана в кабинете. Он крайне занятой человек, значит, цель его возвращения действительно срочная. Почти срываюсь на хромой бег, взмахиваю руками для скорости, заполошно скребусь ногтями по двери в кабинет, выждав секунду, приоткрываю створку.
– Можно?..
–
Грубо отвечает, заставляет меня вздрогнуть. Я проскальзываю внутрь и тут же натыкаюсь, на пронзительный взгляд Богдана. Опасно поблескивающий, неотрывный. Насквозь пробирает меня, вводя в замешательство и неловкость. Мужчина расположился за столом.
Часто моргаю в ответ на бесцеремонную сверлежку, от волнения поправляю волосы.
Богдан резко поднимается, роняет собой кресло и то валится, разнося грохот вплоть до первого этажа. Царёв львом на меня смотрит, упираясь кулаками в столешницу. Кажется его терпение на исходе, еще мгновенье и рванет все. Богдан почти искрит, топит меня, без слов и оружия уничтожает. Будто распять хочет.
А я грешницей замерла посреди кабинета, ощущая в спине колкие вибрации холода. Сейчас мне страшно находиться с ним наедине, однако, сама зависаю взглядом на мужчине, утопая в его страсти.
– Можешь не надеяться, что я позволю тебе кувыркаться в постели с охранником, - хрипло выбивает из себя Царёв, медленно выпрямляется, укладывает руки за спину. – Не в моем доме.
Он будто превращается в глыбу льда, напряженно огибает стол, проходит ближе ко мне и застывает напротив. В глыбу льда внутри которой непостижим образом я различаю пламя. Богдан горит душой, но тщательно скрывает, прячется за маской непрошибаемого айсберга.
И нет, новость, преподнесенная блошиными языками сплетников, меня не удивляет. Я догадываюсь, кто главенствует парадом и гордо несет знамя подлизы пятой точки госпожи Инны. Самара.
– Наур явился сам. Он… он набросился. Как животное.
Отвечаю спокойно, и лишь слабые трепыхания в голосе, выдают мою обиду. Я не виновата и не собираюсь стыдливо прятать глаза от Царёва, надеясь на амнистию. Мне некомфортно. Скрещиваю руки, чтобы хоть как-то отгородиться, но отступать или увеличивать дистанцию между мной и Богданом не намерена. Потерпевшая сторона здесь я, однако, Царёв буйствует, точно уличил в предательстве и теперь жаждет возмездия.
– Меня не волнуют ваши ролевые игры.
– Да как вы смеете?! Проверьте камеры! Наур домогался!
И какую же роль отводит мне господин в этом парном безумии? Безумии поехавшего на всю голову начальника охраны и повелителя всея Руси Царёва.
Взвинчиваюсь, коряво отшатываюсь, но Богдан задерживает, крепко схватив мое запястье.
– Я посмотрел!
– Сдавливает мне руку сильнее. – Самара вовремя вас застукала! А ты побежала… оправдываться… лгать… ночью… ко мне. Почему не вошла? В спальню…
Сокрушающий тон оседает в гортани Царёва. Теперь его дыхание резче, а взгляд глубже. В самую душу. Вызывающе дергает рукой, принуждает меня упереться ладонью в его грудь.
– Не захотела! – дерзнув, тут же закрываю рот.
На
– Понизь гонор, Валерия Михайловна. Не забывай, кто стоит перед тобой.
Критично он позволяет сдавить мое запястье и через секунду отпускает полностью. Насильно заставляет себя отступить к рабочему столу. Над Богданом все еще господствует раж и вместо моей руки, господин берет маркер из подставки, проворачивает его в пальцах, чтобы унять свой пыл.
Горделиво задираю лицо. Оговоренная, но не сломленная на жестком допросе.
– Я бы посоветовала вам обсудить эту ситуацию и с Науром. Посмотреть ему в глаза так же, как мне.
– Оставьте, Валерия Михайловна, образ жертвы. Я уже провел индивидуальную беседу с охранником.
И? Богдан по-прежнему суров. Конечно же, ему легче поверить двадцати человек персонала, а не какой-то няньке. Своей Инне. Они все здесь против меня, клюют, выдумывают гадости. Я вижу, как Богдан впервые отводит взгляд из всего времени нашего разговора. Разочарованно.
Чувствую, как сердце бьется в агонии, как жаром опаляет лицо и шею. Глаза щипят, вот-вот разревусь. Не дожидаясь одобрения, сама разворачиваюсь и несусь вон из кабинета. Хлопаю дверью, на ходу утираю градом текущие слезы. Нужно умыться.
В западной части коридора, у лестницы, нос к носу сталкиваюсь с вездесущей Самарой. Женщина замечает мое расстройство и непременно порадует Инночку новостью.
Кое-как придя в себя, я возвращаюсь в детскую, но комната встречает меня пустотой. Взволнованно метаюсь глазами по пространству. Вроде ничего не случилось, но паника душит. Забывая надеть курточку, тороплюсь вниз. В гостиной невзрачная уборщица смахивает перьевой метелкой пыль с антикварной вазы и говорит, госпожа Инна гуляет с дочерью в саду.
По мраморной плитке шагаю к выходу, толкаю железную дверь и замираю на крыльце. Зябко поежившись, обнимаю себя руками. Осенний ветер насквозь продувает льняную форму, вызывая мелкую дрожь. Стискиваю зубы, чтобы не стучали, миную террасу и спускаюсь во двор.
Топаю по мощеной светлой дорожке, ведущей к зоне отдыха.
Дрожь по телу стократно усиливается, когда поодаль у кустов бузины я замечаю Наура.
Охранник, как всегда, одет во все черное, лишь белый воротник рубашки оттеняет его смуглую кожу. На нем наушник с проводом для связи, а из кармана торчит рация. Наур стоит спиной, точно каменное изваяние и лишь звук моих шагов привлекает его внимание.
Волком оборачивается,, взирая на меня как на кусок мяса. Смотрит через темные солнцезащитные очки, но не подходит. Я округляю глаза, видя лицо Наура, точнее, опухшую, посиневшую переносицу. Охранник залепил ее пластырем. Матерь Божья…
Кажется, ему не хило досталось. Единственный человек в этом огромном доме, кто не боится Наура – Царёв. Единственный человек, рука которого намного тяжелее руки начальника охраны. Неужели? Отвожу глаза от Наура и невольно улыбаюсь. Именно так нужно разговаривать с мерзавцами. На их языке.