Неслучайная ночь
Шрифт:
– О, я поняла! – воскликнула Женя. – Вот что на тебя свалилось! – С этими словами она подняла с пола статуэтку, погребенную под бордами, и передала ее Ульяне. – Чувствуешь, какая тяжелая?
– Да, весит прилично, – согласилась Мичурина, взвесив ее в руке. Статуэтка (пузатый папуас, стоящий на утлой лодчонке) была выполнена из какого-то металла и тянула килограмма на два. – А это кто? – спросила она после. – Божок какой-то?
– Да. Африканский покровитель мореплавателей. Ветру его кто-то из Кении в качестве презента привез. Сергею пузан понравился, но не настолько, чтобы поставить его дома,
Ульяна покосилась на полку, затем еще раз взвесила божка в руке и неуверенно кивнула. Статуэтка, конечно, могла упасть, и если б упала, то шарахнула так, что дух вон… Только с какой бы стати ей слетать с полки? Дуновение ветра такую штуковину с места не тронет.
– Ой, слышишь? – воскликнула Женя взволнованно.
– Что?
– Звук…
– Нет.
– Шум мотора. – Бабуся подняла вверх указательный палец, как бы призывая прислушаться. И после пятисекундной паузы сказала: – Ну, точно, менты приехали. Не успею покататься, – добавила с сожалением.
Евгения водрузила покровителя мореплавателей на полку и, махнув рукой Мичуриной, вышла из здания. Однако Ульяна последовала за ней не сразу. Сначала подошла к куче досок и принялась ее разгребать.
– Ульяна, оставь! – крикнула ей Женя. – Потом вместе их разложим!
Но Ульяна не собиралась раскладывать доски. Она пыталась найти среди них ту, что привлекла ее внимание. Серебристую, с раскинувшей крылья летучей мышью. Но той почему-то среди бордов не оказалось…
Уж не примерещилась ли она ей?
Глава 8
Милицейский «козлик» Ветер увидел издалека. И сразу подобрался, сосредоточился. Боль, слава богу, ушла, опьянение так и не наступило, и ничто не мешало Сергею четко выстроить план действий: «Представляюсь, показываю труп, затем даю показания. Рассказываю, что Дрозд никогда не был нашим другом, но мы нормально к нему относились. Вчера не ссорились. А покинул он нас только потому, что захотел повидаться с друзьями с соседней станции…»
– Ветер, Ветер, они едут! – донесся взволнованный голос Марка.
– Вижу, – коротко ответил Сергей. И хотел было вернуться к прерванным размышлениям. Но Марк не дал, спросив:
– Ветер, а ты не думаешь, что наши показания будут поставлены под сомнение?
– Конечно, будут.
– Но тогда мы запалимся.
– В каком смысле?
– Мы решили говорить, что Дрозд покинул «Ветродуйку» по своей воле, так?
– Да.
– Но он мог по телефону сказать Юргенсу о том, что поцапался с тобой.
– И фиг с ним! Его слово против моего. К тому же я уверен, что Дрозд ничего такого Юргенсу не рассказывал. Он же был гордой птицей, делиться тем, что его вышвырнули за порог, вряд ли стал бы.
– Нет, все же мы очень плохо все продумали, – продолжал паниковать Марк. – Нас точно заподозрят.
– Естественно, нас заподозрят, – раздраженно бросил Ветер. – У ментов работа такая – подозревать тех, кто накануне бухал с покойным.
– Но как мы это докажем?
– Ульяна лежала на террасе, она подтвердит. А ее подозревать у следствия нет оснований, писательница в нашей компании человек случайный.
– Но дом можно покинуть и через окно!
– Кудряш, отстань от меня, а? – вышел из себя Ветер. – Теперь все равно уже ничего не изменишь, так что заткнись на время и не нервируй меня!
Выпалив это, Ветер пошел к воротам, возле которых уже затормозил милицейский «УАЗ». За ним следом подкатила «труповозка».
– Прибыли… – раздалось из-за плеча Марка. К Штаркману подошел Слава. – Ну, ща начнется веселье!
Прищурившись, Кравченко посмотрел туда, где стояли машины. Из «УАЗа» выпрыгнул опер лет сорока в мятой рубахе, в таких же жеваных штанах. И, увидев тело, а вернее, торчащее из его живота знамя, присвистнул.
– Подойдем? – спросил Марк у Славы.
– Не надо. Мы только помешаем.
– Как думаешь, кто его?
– Кого? – не сразу понял Кравченко, чье внимание было приковано к склонившемуся над трупом оперу.. – А, ты про Дрозда… – дошло до Славы, слушавшего Марка вполуха. – Юргенс, наверное… Или кто-то из его братии.
– Но зачем им было его убивать?
– Откуда ж мне знать? – пожал плечами Слава.
– Ты будешь рассказывать на допросе, что вы с Дроздом были врагами?
– Я бы не стал употреблять столь громкое слово, как «враг», – строго поправил Марка Вячеслав. – Да, когда-то я его терпеть не мог, но и только. Если же меня спросят, я скажу, что на первом курсе мы дружили, а на третьем рассорились из-за девушки. С тех пор не общались…
Тут Кравченко заметил, что из «УАЗа» выбрался еще один оперуполномоченный. Или, возможно, следователь: белобрысый, кудрявый, тучный и немного косолапый. Слава его узнал и обрадовался:
– О, Колюня!
– Ты его знаешь?
– Представь себе! Мы когда-то за один клуб бегали. Дружили. И на сборах всегда жили в одной комнате.
– Надо же, как тесен мир! Встретить старого друга тут, за триста километров от родного города…
– Да он местный. Завершив спортивную карьеру сразу по окончании института, вернулся в родные палестины. А учился, кстати сказать, на юридическом, – торопливо пояснил Кравченко. После чего азартно воскликнул: – Черт возьми, как же здорово, что именно Колюня сюда явился! И очень хорошо, что он не в курсе того, что мы с Дроздом были врагами!
Вскинув руку для приветствия, Слава поспешил к воротам. Марк, глядя ему вслед, подумал: «А говорил, что не считал его врагом, всего лишь недолюбливал…»
Глава 9
То, что в следственной группе оказался давний Славкин друг, было просто подарком небес. Николай, тоже узнав Кравченко, кинулся к нему обниматься.
Бывшие спортсмены долго хлопали друг друга по бокам, затем ушли в чайхану, где сначала побеседовали (о деле), а потом выпили за встречу и поболтали (о жизни). Остальных допрашивали коллеги Николая, но вели себя более чем корректно.