Несносный ребенок. Автобиография
Шрифт:
Вскоре последовал чемпионат Европы. Отец готовился к нему, но выпивка и девушки не оставляли ему времени для серьезных тренировок.
Готовясь к чемпионату Европы, в тренажерный зал на улице Энгиен заявился молодой австриец. Чувак и так-то был очень крепок, а его честолюбие безгранично. Его звали Арнольд Шварценеггер. Мой отец прошел предварительную квалификацию, во время которой по кругу вовсю ходили шприцы, но сдался уже на первом туре. Отец никогда не руководствовался честолюбием, только желанием удовольствий, которых его лишили в детстве. Ну а Арнольд стал «Мистером Вселенная».
Вся банда была в сборе на улице Энгиен, когда мой отец сообщил им новость:
6
«Клуб Мед» (Club Med) – туристическая компания, которая владеет курортными квартирными домами по всему миру.
Собеседование длилось всего несколько минут, их всех взяли в качестве инструкторов по парусному спорту и водным лыжам. Излишне уточнять, что парни никогда в жизни не видели лодки. Я даже не уверен, что все они бывали на море. Друзья приготовились к отъезду. На автомобилях. Мой отец купил себе «Триумф ТР3», красный кабриолет, очень удобный для флирта в Сен-Жермен, но вряд ли подходящий для того, чтобы ехать на нем с семьей и багажом, взятым из расчета на полгода. Ничего страшного, зато можно любоваться пейзажем. К тому же по прибытии оказалось, что достаточно было захватить с собой два купальника и пару шлепанцев.
После долгого и бестолкового путешествия место показалось им волшебным. Море ослепительно сияло, неумолчно стрекотали сверчки, до слуха доносился короткий всплеск волн, а солнце заставляло щурить глаза. У меня наконец появились первые воспоминания, мои собственные. Мне было четыре года.
– 2 –
Дорога разделяла деревню Пореч на две части. С одной стороны были пляжи и все пляжные удовольствия; с другой – номера, стойка регистрации и ресторан. Половина номеров была в капитальных строениях, остальные – в палаточном городке, расположенном чуть выше. Ресторан представлял собой большую прямоугольную площадку, вокруг которой росли высокий тростник и олеандры. Чтобы выйти к морю, нужно было пересечь дорогу. Единственное предупреждение, которое я получил от родителей, – смотреть внимательно, прежде чем ее переходить.
На самом деле машины там проезжали раз в десять минут, и главная опасность заключалась не в этом. Опасным было все остальное. Но взрослые были слишком заняты своими новыми обязанностями, чтобы заниматься мной. Не страшно. Я уже слишком хорошо был знаком с одиночеством, чтобы оно меня удручало. Я начал осваиваться на месте, босиком, одетый в одну короткую майку. За дорогой был большой сосновый бор, в котором можно было спасаться от солнца. Сосновые иглы кололи ноги, но очень скоро подошвы моих ног почти ороговели. Чуть подальше было место досуга, которое состояло из бара, танцплощадки и сцены для выступлений. Сцена и кулисы располагались под открытым небом, так как там почти никогда не бывало дождей. Дальше были волейбольная площадка, площадка для игры в мяч, еще дальше – площадка для парусников, где братья Пернель трудились как каторжные, пытаясь поставить на лодку парус.
Еще дальше – длинный деревянный понтон, который вел к мосткам для водных лыж, где одним из инструкторов был мой отец. Мать была инструктором по подводному плаванию. До отъезда она прошла стажировку. Ей это ужасно нравилось, ибо там, под водой, не было моего отца. Очень скоро приехали первые отдыхающие, и сезон начался. Детей в деревне не было, не было даже хорватов. И все же я познакомился там со своим лучшим другом, дружбу с которым сохраню на всю жизнь: с морем. Мое влечение, мое преклонение и моя любовь к нему родились именно здесь, на каменистом берегу бухты, о который разбивались глубокие синие безмятежные чарующие воды. Средиземное море – оно особенное. Оно не только является колыбелью всех наших цивилизаций, оно кажется неизменным от сотворения мира.
Море – это зрелище, которому нет конца. Ни днем, ни ночью. Его лик постоянно обновляется, чтобы никогда не стареть. Вас постоянно сопровождает его музыка, неизменно очаровывает состояние, в котором оно пребывает. Будь оно взбаламучено или спокойно, оно все время с вами говорит. И как бы мало вы ни были готовы его слушать, оно наставляет и успокаивает. Я часами смотрел на него, разглядывая каждый камешек на берегу. Между понтоном и затоном для парусников пролегала сотня метров, я исследовал там каждый сантиметр. То была моя собственная территория, с крошечными бассейнами, где обитало множество моллюсков.
Глядя на море, я научился открывать ракушки булавкой, но повар посоветовал мне варить их перед едой. Управляющего туристской деревни звали Губерт. Он подобрал беспородную собаку: мать у нее была немецкая овчарка, а отец – бродячий пес. Собаку звали Сократ. Наши одиночества в конечном итоге пересеклись, и я мог наконец гордиться тем, что у меня появился настоящий друг. Больше мы уже не расставались. Невозможно было, встретив одного, не заметить тут же другого. Мы вместе играли, вместе ели, вместе спали, и я говорил только с ним. Это не игра слов: на самом деле я вообще ни с кем не говорил, так что моя мать испытывала беспокойство. Вообще-то ребенку пора было заговорить.
Однажды отдыхающий пришел жаловаться матери:
– Ваш сын меня оскорбил. Он велел мне идти варить себе яйца!
– Это удивительно, ведь мой сын вообще не говорит! – возразила ему она.
Вспоминая эту историю, она всегда смеялась, не сознавая всей серьезности ситуации. Ребенка, который, будучи предоставлен сам себе, разговаривал только с морем и со своим псом, нельзя назвать нормальным. Но в глазах этих недавних подростков, переживших великую войну, все было нормой, а жизнь оставалась безоблачно прекрасной.
В то самое время я учился важным вещам: как поймать краба, не пострадав от его клешней; как пожарить мясо между камнями; а главное – как научить Сократа плавать. Впрочем, он усваивал уроки быстро и очень скоро плавал уже лучше меня. Мы были наконец готовы к новым приключениям, устав бродить по моим камешкам, и потому решили построить лодку. Закулисье служило мне мастерской, и именно там я обрел свое счастье. Деревянная дверь без замка скорее всего была театральным реквизитом. Она была достаточно прочной, чтобы выдержать мой вес и вес Сократа. Она могла стать корпусом корабля. Теперь мне нужно было что-то, что сгодилось бы для весла, и я отправился за деревню, где рос бамбук. Я выбрал себе один, самый прочный.