Несовместимые
Шрифт:
— Возьмешь? — спрашивает и тут же толкает палец мне в рот.
Зачем спрашивал? Я прикрываю глаза.
— Смотри на меня и соси, — командует, тяжело дыша.
Ему нравится повелевать, чувствовать власть. Это видно по расширенным зрачкам, по демонической улыбке. Я послушно исполняю его приказ. Прикусываю зубами, провожу языком по всей длине фаланги, чувствуя, как его член вот-вот выскочит из брюк.
Убирает руку, обхватывает мою голову, приподнимает и всасывается в мой влажный рот. Рычит, кусает, и все ему мало. Он словно хочет меня
Одна ночь. Всего лишь одна ночь. И я уйду первая. Уйду до того, как он меня вышвырнет из своей жизни.
— Я сейчас с ума сойду, — признается Герман, резко садясь на диване.
Я теряюсь. Лишившись его тепла, чувствую себя покинутой, но это длится недолго. Он приподнимается, немного стаскивает с себя брюки и тут же тянет меня к себе.
Глаза в глаза, мои ладони упираются в взволнованно подымающую грудь, медленно сажусь на его член. Он растягивает меня, наполняет меня, вдыхает в меня жизнь.
— Я не предохраняюсь, — смотрю в его похотливые глаза. Они светлеют, на скулах напрягаются желваки.
— Ты хотела с ним детей? — вопрос звучит довольно резко, руки на моей талии напрягаются.
— Я тебе говорила, хочу семью. Том отличный парень, с ним нет того, что связано с тобой, — опускаю глаза ему на грудь, обвожу пальцами соски.
Спокойно возвращаю взгляд вверх, приподнимаю бедра и тут же их опускаю. Германа все еще думает, не мешает мне и не останавливает.
Мне нравится чувствовать себя сверху, задавать темп, смотреть в глаза, на губы. Я сама его целую, он, правда, не отвечает. Как-то тяжело вздыхает, обнимает меня за спину, обхватывает губами сосок, прикусывает его.
Эта ночь особенная. Не знаю почему. Герман не спешит, не перехватывает инициативу, а подстраивается под мои желания. Он ни разу не был со мной настолько нежным и осторожным, как именно сейчас.
По венам начинает струиться золото, обволакивая меня с головы до ног, устремляя все свое сияние и теплоту вниз живота. Я вскрикиваю, вздрагиваю, куда-то падаю, но заботливые руки не дают мне упасть и разбиться.
Мутным взглядом смотрю на сосредоточенное лицо Соболя, на то, как напрягаются губы. Он опрокидывает меня на спину, с глухим стоном кончает мне на живот, закрыв глаза.
Несколько минут в гостиной слышно только наше дыхание. Герман отстраняется, медленно встает. Я лежу неподвижно, слежу за каждым его шагом. Он выходит из комнаты, отсутствует недолго, возвращается с влажными салфетками, присаживается. Вытирает сперму с живота, между ног, убирает все салфетки в сторону, смотрит на меня.
— Чего ты хочешь от меня? — нарушаю наше молчание.
— Если бы я сам знал, ответил, — усмехается. — Мне тебя мало, но все же, Марьян, моя позиция по поводу отношений не меняется. Я не могу рисковать тобой.
— Тогда отпусти и больше не лезь в мою жизнь. Не вмешивайся в нее ни через год, ни через десять лет. Я хочу нормальной жизни, нормального мужа и детей.
— Проведи со мной сутки. Я знаю,
Сутки? Вроде мало, подумаешь, какие-то двадцать четыре часа. Мы будем вдвоем, наедине, никто нам не будет мешать. Только вот и суток слишком много для меня. Я и после этой ночи не скоро приду в себя, что уж говорить о каких-то сутках. Каждая минута рядом с ним подобна яду, отравляет меня, убивает. Сутки — это слишком смертельная доза, после нее я могу умереть. Я соглашусь, но он не будет знать, что это обман.
— Хорошо. Я проведу с тобой сутки, — заставляю себя улыбнуться, приподняться на локтях.
Герман сразу же наклоняется, с азартом целует, обещая мне незабываемое время. Я с этой ночи возьму по максимуму.
43 глава
Я просыпаюсь по внутреннему будильнику. Я очень боялась, что засну полностью без сил и не сумею проснуться до того, как откроет глаза Герман. Мой план — удрать из его дома, пока он спит. Без понятия, как это сделать, но мысль «бежать от него» не покидает меня с того момента, как его губы накрыли мои губы. Ведь потом не смогу...
Я и сейчас не могу. Смотрю на его спокойное лицо, на приподнятый уголок губ и млею, как восемнадцатилетняя девка, оказавшись в постели с желанным парнем, который лишил ее девственности.
Мне стоит огромных усилий удержать свои руки при себе и не прикасаться к нему. Он ведь может проснуться, и тогда мой план полетит ко всем чертям. И не отпустит, пока не выпьет меня до дна, ничего не оставив, а потом, как пустую бутылку, выкинет в мусорное ведро.
Мне везет, что Герман не обнимает меня, иначе бы почувствовал, как я медленно двигаюсь к краю кровати и сползаю на пол. Мне приходится перемещаться по комнате на цыпочках, едва дыша. Я оглядываюсь только возле двери.
Сердце сжимается, тянет обратно в теплую постельку, обещая мне, что справится потом с тоской, грустью и отчаяньем. Но я ему не верю. Сердце имеет совсем короткую память, а я помню, сколько было выпито вина, пересмотрено мелодрам, высморкано соплей.
Передергиваю плечами, убеждаю себя, что от прохлады, а не от предстоящей внутренней боли, которая сейчас еще притуплена прошедшей ночью. Мне приходится голой спуститься на первый этаж, найти в гостиной свои вещи, которые, оказывается, небрежно все еще валяются возле дивана.
Нахожу в сумке расческу и в отражении стеклянного стеллажа привожу себя в порядок. Поправляю вещи на себе, обуваюсь в свои туфли, беру сумку и, стараясь громко не стучать каблуками, выхожу в холл.
Что дальше делать? Выйти на крыльцо и попросить одного из охранников отвести меня в город или вызвать такси? Я бы сама вызвала, но уверена, что со связью ситуация с прошлого моего визита не изменилась.
— Доброе утро, Марьяна. Вам чем-то помочь? — раздается за спиной ровный голос Шамиля.