Неспокойное семейство
Шрифт:
— И тебе не жалко прогонять, когда выздоровели? Они
скоро вырастут. Меньше будет хлопот. А рыбий жир только
раз в день лей. И еду сразу сыпь.
Тане их тоже жалко.
— Ладно, — соглашается, — пусть ещё поживут.
Я ИМ НЕ НЯНЬКА!
На другой день к Тане никто не поехал. Там у неё под-
руга. Знакомые. Не соскучится. А цыплята здоровые.
Поздно вечером звонит с дачи сама Таня:
—
хочу больше с ними! Никуда не уйти. То корм готовь,
то рыбий жир давай, то гулять веди. . . Я им не нянька! Забирайте
немедленно!
Легко сказать «забирайте!» Куда? Они выросли. Ни
в корзине, ни в тазу не станут жить. И воздух им нужен. . .
Вот ещё горе!
Утром опять пошла к Ивану Петровичу. Жалуюсь ему на
беду.
— Хотите, я их возьму? Мы с братом дачу строим. Сад
посадили. Там жена с дочкой сейчас. Мы кур заводим.
Цыплята вот как нужны! За любую бы цену взял. Нигде не до-
стать.
Вечером с Иваном Петровичем после работы поехали на
дачу, и он забрал цыплят. . .
А корзинку я домой увезла.
ОТЛИЧНО ЖИВУТ
Через неделю спрашиваю у Ивана Петровича:
— Как живут мои цыплята?
— Отлично, — отвечает. — По саду, на свободе с утра
до вечера гуляют. Такие проворные! Там тли какие-то заве-
лись, так они склёвывают. Все кусты очистили. . .
И сами хорошие. Мои на неделю старше, а глядеть — ровни!
— Рыбьим жиром часто поите?
— Совсем не даю! Они же на солнце, на воздухе! . .
К чему?
Порадовалась я за цыплят. Признаться, скучаю без них.
Уж очень они забавные! . . Ну, да раз им там лучше, пускай
живут! . .
Время шло. Я меньше думала о цыплятах. Теперь утром
встаю — не тороплюсь. Тётя Маша тоже всё реже вспоминает их.
А Барсик помнит. В тот день, как я принесла с дачи пустую корзинку,
он долго её обнюхивал. Потом забрался
в неё и лёг. Будто караулил кого. С тех пор каждый день
забирается в неё и спит в ней. Должно быть, корзинка ещё
пахнет цыплятами, и Барсик ждёт, когда они вернутся.
В ГОСТИ К ЦЫПЛЯТАМ
Нет, не могу забыть цыплят. Может, плохо им там, на
стройке? А Иван Петрович приглашает— приезжайте да
приезжайте. Цыплят проведать.
И я поехала.
Поезд остановился прямо на лужайке перед кирпичным
домиком-вокзалом. Вышла из вагона — в ромашки попала.
Узкой полевой тропкой дошла до посёлка.
— Где здесь Павловы дом строят?
Мне указали на большой сад в конце посёлка, у речки.
Дом у Ивана Петровича был уже выстроен и крышей по-
крыт. Не сделали только дверей да окна не застеклили. Он
с женой и дочкой жил в шалаше — тонком дощатом домике
с земляным полом. Печка стояла прямо в саду, около ша-
лаша, сложена была из белёных кирпичей. Трубы не было,
и дым, когда топили, шёл, куда хотел. Кругом большие яб-
лони, вишнёвые деревья и разные кусты: малина, смородина,
крыжовник. И всюду трава, трава. Будто на полянке в лесу.
Две курочки-молодки гуляли меж кустами, подпрыгивали за
пролетавшими мотыльками, кузнечиками.
— Где же мои цыплята? — спрашиваю.
— А вы позовите, — говорит Иван Петрович.
Я взяла пакет с овсяной крупой, крошками всякими —
привезла в гостинец, — вышла на середину травяного двора.
— Цып-цып-цьш-цып-цып! . .
Батюшки, сколько их вдруг появилось! И белые, и серые,
и рыжие. . .
А больше белые. Несутся со всех ног, обгоняют друг друга, на крыльях взлётывают, орут. . .
Я горсть за горстью кидаю. Они хватают, торопятся!
А мои десять — я их сразу узнала — серые, рыжие, пёстрые —
быстрее всех, больше всех клюют. И ко мне так и
подступают. Я присела — они на руки, на колени лезут. . .
Наелись, а не расходятся, копаются около меня. А рыже-
серый петух — вырос-то как! — на плечо ко мне забрался.
Клюв о воротник мой почистил, крыльями замахал да как
заорёт мне в ухо: «Ки-ки-ре-ку-у-у-у-у! . .»
Голосишко писклявый, ломается, а оглушил! . . Жизни
радуется.
Мне бы тоже понравилось жить в таком саду! Под яблонями гулять, за бабочками бегать. . .