Несущие Свет. Противостояние
Шрифт:
Хотя ответ был прост. Из этого черного камня можно было сделать лишь одно.
– Тьма, ты несешь покой, а Свет несет хлопоты. Тьма, ты даришь прохладу, а Свет дарит жару. Тьма, в тебе есть укрытие, а Свет все выставляет напоказ…
Никто и никогда не говорил этому человеку, с какими словами надо обращаться к Богу. Слова не имеют значения – только те чувства, которые живут в сердце. Поэтому он не слишком задумывался, что следует говорить… можно жаловаться на свою судьбу или обещать свершить подвиги во славу Эмнаура, можно рассказывать о себе или о тех местах, что довелось увидеть, можно пересказывать сплетни или просто молчать. Все годится.
– Прошу тебя, Эмнаур, даруй мне мудрость понять твою волю…
Да, можно было и просить. О благах, о мудрости,
Сколько смертей видела эта темная келья?
– Скоро будет война, великий Эмнаур. Я хочу… – Алкет замялся, подбирая слова. – Я хочу принести пользу.
Это были правильные слова. К чему мечтать о славе – все равны перед Эмнауром. К чему мечтать о золоте – Триумвират дарит своим служителям достаточно, чтобы не страдать от холода, не мокнуть под дождем, не терзаться муками голода или жажды. Можно мечтать о любви, хотя это чувство считалось недостойным истинно верующего, – а удовольствия плоти были доступны, и не нашлось бы женщины в тавернах, борделях или домах сервов, что отказалась бы разделить ложе с одним из безликих. Что же касается женщин, занимавших более высокое положение, – часто и они не желали оскорбить отказом человека в маске. А если все же не могли подарить ему час или два страсти, то находили убедительные слова. Настаивать было не принято…
Настоящий служитель Триумвирата живет лишь для того, чтобы приносить пользу.
– Я хороший маг, великий Эмнаур. – Алкет знал, что говорит правду, а потому и не считал себя впавшим в грех гордыни. – Я хороший маг, и место мое – на поле боя. Рыцари Ордена – сильные противники, и я прошу тебя, позволь моему искусству хоть на миг приблизить победу Империи.
Не было необходимости возносить мольбу Эмнауру именно здесь, в келье, что была создана вскоре после Разлома. Или даже раньше… тысячелетия истории стерли воспоминания о неведомых строителях, что вырубали коридоры в толще скал, о мастере, что создавал статуи из обломков, упавших с неба. Некоторые искренне верили, что это куски плоти самого Эмнаура, павшего в битве с проклятым Эмиалом, дабы потом возродиться в душах и сердцах своих верных приверженцев. Считалось, что обращаться к Богу можно было отовсюду, но Алкет упрямо приходил сюда, опускался коленями на холодный каменный пол и шептал слова, слышимые только ему и Богу.
– Я много лет учился, и теперь я готов…
– Да…
Алкет вздрогнул. Звук раздался словно бы в его голове – и в то же время возникало ощущение, что тихий голос исходит сразу со всех сторон – от статуи, светящейся колдовским пламенем, от лампады, от замшелых стен.
– Ты… ты ответил мне? – Он все еще не верил.
– Да… – прозвучало снова. – Я отвечаю тебе, Алкет Гард, служитель второго круга…
– Что я должен сделать, Великий? – Он уже почти кричал, зная, что это бессмысленно. – Укажи мне путь!
– Иди к верховному жрецу… – шелестел голос, наполняя Алкета ликованием. – Иди… скажи… алый свиток…
– Сказать про алый свиток? – Он отчаянно боялся неправильно понять откровение, неверно истолковать божественные слова.
– Ты…
– Что в этом свитке?
Но голос молчал. Вероятно, все, что следовало, уже было сказано и услышано. Алкет склонил голову, коснувшись горячим лбом ледяного пола. Его губы дрожали, сердце колотилось, словно желая покинуть грудь, ладони вспотели, могучее тело била мелкая дрожь. Прошло не менее получаса, прежде чем он более или менее успокоился. Алкет снял с пояса маску – чеканную личину из бронзы, инкрустированную мелкой серебряной насечкой, – знак второго круга. Надел, закрепив на затылке широким кожаным ремнем. Блеснули в свете лампады глаза, смотрящие сквозь прорези маски. Только высшим иерархам Триумвирата дозволялось появляться на людях без личины, остальные скрывали свои лица от всех, кроме других служителей. Особо ревностные снимали маску лишь оказавшись в одиночестве.
Он поднялся, подошел к тяжелой каменной двери, навалился плечом – заскрипели старые петли, медленно повернулась плита, открывая темный проем. Дернулось и заплясало пламя лампады, почуяв приток воздуха. Алкет стремительно шагал по коридору – он проходил здесь столько раз, что знал каждый камень, каждую трещинку в полу и не нуждался в свете – хотя здесь уже можно было использовать факел или лампу. Но Алкету всегда казалось, что свет в этих тоннелях – святотатство. Здесь царство ночи, царство Эмнаура.
Наконец впереди забрезжило светлое пятно выхода. Алкет легко взбежал по истертым каменным ступеням, вихрем промчался по коридорам. Кто-то приветствовал его, он даже отвечал – но ни на мгновение не задерживал шаг.
Кабинет верховного жреца находился на самом верху Святилища, построенного на скале неподалеку от Брона. Сама скала была изрыта тоннелями, там же, в самой глубине, располагались и древние кельи Эмнаура, молиться в которых разрешалось лишь служителям второго круга и выше. На следующем ярусе – уже на поверхности – жили послушники, которым отводилась роль прислуги. Некоторым из них, доказавшим свою полезность Триумвирату, дозволялось стать служителями четвертого круга и переселиться выше. Еще несколько ярусов, затем узкая винтовая лестница – и массивная дверь в помещения, отведенные верховному жрецу. Войти сюда доводилось немногим.
Алкет поднял руку, прикоснулся к тяжелому бронзовому кольцу и ударил им по двери – раздался густой звон, мгновенно заполнивший все вокруг.
Дверь открылась. На пороге стоял человек в черном балахоне. Он не имел права носить маску безликого, но его положение в иерархии Триумвирата было высоким – выше, чем у любого служителя четвертого круга. И даже служителям второго круга следовало обращаться к личному слуге верховного жреца с должным почтением. Как правило, эта должность была пожизненной – если только слуга не совершал ошибки и не вызывал гнева верховного. В этом случае его ждало наказание – сообразно провинности. Освободить от этих обязанностей могла только смерть, поскольку слуга, имеющий глаза и уши, часто видел и слышал такое, чего не положено знать простым смертным. Юрай Борох отличался мягким характером и редко отправлял своих слуг на плаху, а потому этот человек уже достиг среднего возраста, сделав первый шаг к старости. В короткой густой бороде серебрилась седина, у глаз собрались пучки морщин.
Мужчина коротко, с достоинством кивнул:
– Приветствую тебя, служитель второго круга.
О том, что Алкету совершенно нечего было делать в покоях верховного жреца, он говорить не стал, прекрасно понимая, что лишь нечто очень важное могло заставить служителя нарушить запреты.
– Я должен срочно видеть верховного жреца.
Слуга шевельнул было бровью, намереваясь изобразить ироничное удивление, но передумал. В конце концов, каждый является хозяином своей судьбы – в той мере, в которой это разрешено Эмнауром. И если человек не желает ждать вечера, когда Борох, как заведено, спустится в общий зал, расположенный в первом ярусе, дабы выслушать жалобы и просьбы, – это его проблемы.