Несвоевременный человек. Книга вторая. Вера
Шрифт:
– Вроде всё затихло. – Прислушиваясь к исходящим из вне звукам, шепчет Антипу Иван.
– Подожди. – Срезает его Антип, вглядываясь в темноту, в которую погрузилось помещение отделения, после того как ушёл Людвиг.
– Что, думаешь, оживёт. – Иван пытается на иронии расшевелить Антипа, который вдруг одёргивает его. – Смотри. – И Иван, придвинутый Антипом к щели между дверками шкафа, онемевает от увиденного зрелища подъёма Безвестницы, и всё это в свечении непонятно откуда взявшегося здесь, отблеска ночного, ближе к лунному света. Возможно, что это свечение имело человеческую природу возникновения – осмысливание происходящего невольными зрителями её подъёма, этой мыслью
Ну а Безвестница и поднимается со своего места не самым обычным способом, а каждое её движение выверено и как будто автоматизировано. Так вначале с неё каким-то удивительным способом сползает покрывало (Иван, уже после додумывая, догадался как это вышло – она его руками подтянула вниз), при этом продолжая лежать, не двигаясь, в одном положении. После чего она, видимо прочувствовав, что никого здесь кроме неё и другой нежити нет, как-то особенно ровно приподымается верхней частью своего тела. Поднявшись до самого верхнего положения, Безвестница опять замирает в одном положении и начинает прислушиваться и возможно присматриваться. При виде чего у Ивана сразу возникают тревожные ассоциативные мысли. Сейчас она призовёт к себе всякую нечисть, в число которой входят разного ранга вурдалаки и черти, и, наклонившись к ним вопросит: Чуете?!
А эта вурдалачья сущность само собой чует всякую душу жизнью наполненную, – она всякой ахинеей и её источником, страхом пахнет, – и по первому приказу готова её растерзать. И вурдалаки и упыри сразу свои носы в сторону шкафа, в котором Иван с Антипом поместились, воротят и, жаром ярости через свои ноздрища выдохнув, молвят: Чуем!
– Так принесите мне на блюдечке их глазницы. Я из них себе суп отварю. Они очень наваристы, когда лишнего видят. – Оглашает приговор Ивану и Антипу не просто какая-то Безвестница, а самая что ни на есть ведьма Валькирия.
Правда у Антипа в отличие от Ивана не всё так мрачно осмысливалось при виде вглядывающейся в темноту Безвестницы, он так сказать, был более приземленней что ли. И ему вдруг решилось, что Безвестница, как человек здесь новый, решила не терять за зря время, и осмотреться по сторонам и представиться перед теми, перед кем можно будет представиться. Вот она и вглядывается в темноту, чтобы усмотреть всех этих людей. И это желание Безвестницы не просто её причуда, а её к этому мотивирует необходимость осознания своего нового качественного состояния. Ведь она ещё толком не уразумела, что физическая жизнь её покинула, а к новому существованию она ещё не приспособлена. Вот ей и хочется поскорее с людьми бывалыми и знающими, пока они не разложились на свои атомы, обсудить своё будущее, или хотя бы узнать новые правила своего без оболочного (а это не без облачное) существования.
Что для неё, имеющей в физической жизни не самую последнюю по физической привлекательности оболочку, имеет не малое значение. Должна же она, в конце концов, знать, на что она всё это своё совершенство должна променять. Это для какой-нибудь страхолюдины, этот вопрос решённый, не требующий даже обсуждения, – она, не задумываясь, променяет свою уродскую одёжку на феерическую бестелесность, – тогда как всякая красота и совершенство всегда разумны, и ей крайне нужно знать, ради чего такие жертвы.
– Вот вы мне скажите, – немедленно спросит Безвестница первое поднявшееся лицо сугубо сутулого и зрелого мужчины, который и сам с перепоя ещё понять не может, как и где он сейчас оказался, а от него уже требуют разумения, – как там, в после телесном жизненном пространстве, происходит самоидентификация личности. И это для меня вопрос не праздный, а наиважнейший. Я хоть человек и либеральных взглядов, но всё же крайне выраженная индивидуальность и с ней я не собираюсь ни с кем делиться.
– Нашла у кого спрашивать, – единственное, что мог бы ответить сутулый гражданин с перепоя, для которого вопрос самоидентификации тоже сейчас встал крайне остро. Что с одной стороны облегчает его адаптацию к новым условиях его бестелесной жизни, а с другой стороны…А он и не помнит, что было с той стороны, и значит, он готов принять новую для себя реальность. – Так вот значит, что является условием для перехода в иное измерение своей реальности, – уразумел сутулый человек с перепоя, – иная осмысленность себя. – И сутулый физической реальностью и мыслью человек, в один момент выпрямляется и тут же расстается со своей сутулой реальностью, переходя в другое своё измерение, где он всегда прям и справедлив.
Сама же Безвестница не осталась без своего ответа и собеседника. И если сутулый человек с перепоя, так насчёт себя ускорившись, покинул их и эту реальность, то это не такая уж и большая потеря для общества, как сейчас и всегда считал расположившийся в одном из отсеков холодильника, один весьма видный из-за своего большого роста либерал, в один момент поднявшийся при своём упоминании Безвестницей. – Я с вами полностью согласен, – выбив ногами дверь холодильника, а затем выбравшись из него, заявил этот нос крючком, видный либерал, с самой либеральной фамилией Выходцев (к ней прилагалась по либеральному дворянская приставка – из низов, но в повседневной, после выборной жизни Выходцева, она не упоминалась). – Несомненно, этот вопрос требует обстоятельного рассмотрения. – Втыкая палец чуть ли не потолок, заявил Выходцев.
– А то я их отлично знаю, – многозначительно подмигнув Безвестнице, проговорил Выходцев, – устроят там у себя какой-нибудь плавильный котёл, – и само собой, не в том в ожидаемом грешниками качестве, – и соединят меня в какое-нибудь одно, не просто с человеком с другими талантами, чем у меня, – он склонен к бичеванию своих пороков, а я не столь самокритичен, и считаю, что для начала нужно изменить мир вокруг нас, – а с человеком совершенно с другими взглядами на меня, где нет места моим мыслям. И это ещё самое малое. Когда он может даже оказаться моим антагонистом с диктаторскими наклонностями – я не хочу прогибаться под изменчивый мир, а этот прямо диктатор, да тот же Замуссолини, только тем и занимается, что меня под себя прогибает; и мультикультурные ценности здесь не причём.
– А меня с какой-нибудь уродиной возьмут и перепутают местами. – Ну а Безвестнице нет никакого дела до столь высоких материй, и она ещё приземлённо мыслит. А от Выходцева прямо никакой помощи, и он как будто не замечает, какой сложности вопросы встали перед Безвестницей. И он только посмотрел на муки страданий Безвестницы, в сердцах сплюнув: «Вот ещё проблема», – повернулся к Безвестнице спиной и принялся руками сворачивать горы, а может шеи своим невидимым противникам, вставшим на его пути и мешающим ему во всю свою ширь разойтись.
Ну а Безвестница, видя, что здесь ей помощи не найти, откидывает с себя клеёнчатое покрывало, спускает на пол ноги, как оказывается, не босые, а на них надеты белые кроссовки, – а сама она к удивлению Ивана и Антипа, одета в медицинский комбинезон неизвестной расцветки, – после чего встаёт на ноги и прямиком направляется на выход.
– И что это было? – спрашивает Иван Антипа, как только мягкие звуки шагов Безвестницы затихли.
– Кто бы знал. – Пожимая плечами, даёт ответ Антип.