Несвоевременный человек. Книга вторая. Вера
Шрифт:
– страдает избирательность памяти: то есть, при попытке вспомнить тут же приплетается всякий посторонний и ненужный материал.
– происходит потеря ориентации в пространстве и времени. Такое явление также может возникнуть у обычного человека, например, сразу после пробуждения. Иногда человек может даже путать времена года и считать себя моложе реального возраста, так как чувство времени при болезни Альцгеймера теряется.
Кроме того, страдает процесс пространственного воображения и узнавания: пациенты затрудняются определить время по стрелкам часов… впрочем, сейчас с этим проблемы у большинства школьников начальных классов, с трудом различаю правую и левую стороны, плохо ориентируются на местности в стороне от давно и хорошо знакомых им маршрутов. Многие не сумеют нарисовать на листе трёхмерную
Характерно нарушается речь, причём уже на раннем этапе болезни. Этот симптом называется аномия, или, если перевести с греческого, то не называние: пациенты не могут назвать показанный предмет, хотя вполне способны объяснить, зачем он, для чего и что им делают. – Постепенно затих этот второй голос.
– Как будто зачитывает откуда-то. И такое чувство, что я где-то что-то подобное слышал. Точно, Иван так описывал несвоевременного человека. – Сделал вывод Гай, вдруг осознав, что прикрыл глаза во время этой читки лекции, и даже возможен вариант, что он на пару мгновений выпал из реальности в сонм своих сомнений, ещё называемых сном.
И Гай, чтобы как-то взбодриться и посмотреть на того, кто его так сморил ко сну, – когда со сном возникнут проблемы, то он будет знать, к кому обращаться за помощью, – открывает глаза, а точнее один глаз (второй и не поймёшь под этой повязкой, в каком находится положении) и в один взгляд во внешние пределы понимает, что уже не имеет никакого смысла оборачиваться назад и искать там кого-либо – в него уставилось и так пристально смотрело лицо крайней внимательной к нему наружности, что его лицо в точности и не различить, так оно всё расплывалось. И в голову Гая, почему-то только одно сейчас при виде этой к себе внимательности зашло – со мной случилась та самая аномия, когда человек видит показанный ему предмет, то он объяснить может, что он перед собой видит, а вот назвать его назначение не может (здесь нужны наводящие подсказки, тот же кирпич).
Между тем это лицо без опознавательной для Гая наружности, – простыми словами незнакомое, а его больные характеристики – крайней степени любознательность (все нездоровые люди не просто крайне любопытны и любознательны, а они плюс ко всему этому, жутко агрессивны в их проявлении – вечно суют свой нос туда, куда их не просят), не добавляют ему смысла, не умалчивает своё здесь нахождение и значение. – Это они обо мне говорили. – Многозначительно кивая в сторону входной двери, тихо говорит это лицо больное своей любознательностью. – И скажу тебе по секрету, – слегка наклонившись к Гаю, шепчет опасный пациент, – я с ними во многом не согласен. – Что для Гая не неожиданность, он из своей практики знает, что этой альтернативной точкой зрения на своё излечение, болеет большая часть трудно излечивающихся пациентов, особенно с манией своего величия в болезнях, так называемых ипохондриков.
– А может у меня свой собственный взгляд на мои стороны света, и для меня лево и право совсем другое, чем для всех остальных. А они, уже исходя из этого, делают насчёт меня неутешительные диагнозы. Вот скажи мне, – сказал опасный пациент, протягивая перед собой свои руки, – где у меня правая, а где левая? – спрашивает опасный пациент. И Гай само собой затрудняется с ответом.
– Видишь, сам затрудняешься с ответом. И тогда получается, что ты такой же как и я, неподдающийся консервативному лечению больной. – Здесь опасный пациент быстро оглядывается по сторонам и, вновь наклонившись к Гаю, тоном предусматривающим сокровенность сообщает ему страшную тайну. – У них для таких как мы, строптивых больных, есть свои экспериментальные средства излечения от этого нашего недуга. И это не электрический ток, когда ты путаешь свою руку и тебя бьёт током, а этот метод называется зазеркалье, где по форме тебе всё видится как бы и должно, – вот моя правая рука, – опасный больной демонстрирует невидимому зрителю свою левую руку, – но это только так видится в отзеркаленном виде, тогда на самом деле…– опасный пациент замолкает и тут вдруг с него как будто сходит наваждение и он более осмысленным что ли взглядом смотрит на свою левую руку, затем переводит свой взгляд на Гая и с тем же загадочным видом говорит. – Но они одного не учли, – опасный пациент вновь смотрит по сторонам и после этого, приложив палец ко рту, тихо говорит, – я левша.
Гаю ничего другого не остаётся, как знаковым кивком поддержать своего собеседника. При этом внутри себя Гай вовсю негодует за такую неосмотрительность местного врачебного персонала, который поместил его явно не в то отделение. Здесь, судя по этому, нездоровому типу, занимаются излечением психических заболеваний, а у него пока что нет таких явных последствий своей травмы, чтобы его прямиком направлять сюда. – Хотя экономисты давно уже рулят медициной. И они, решив снизить траты на некоторые лечебные процессы, так сказать, оптимизировали его, и убрали лишние и весьма затратные, по их мнению, стадии лечения. – Рассудил про себя Гай.
– Если есть весомая вероятность того, что ударенный в голову человек сможет в итоге слететь с катушек и чокнуться, то нужно сразу дать ему шанс доказать, насколько он крепок своей головой, для чего и надо перевести его в конечный для такого рода пациентов пункт назначения – отдельную комнату обитую подушками. – Вот с таким посылом зажимают финансирование медицины, эти новые эффективные менеджеры. – Правда, это пока что не отдельная палата, и я, пожалуй, при удачном раскладе могу рассчитывать на лёгкую стадию шизофрении. – Как и должно профессионалу, Гай с оптимистическим настроем посмотрел на себя и на своё будущее в палате с умалишёнными.
А уж в чём, в чём, а в этом, можно как минимум, на одного такого человека в палате рассчитывать и не сомневаться в том, что он не подведёт в этом плане. Ведь человек при долгом своём нахождении в одном пространственном и заточенном на одной мысле положении, постепенно начинает обуреваться параноидальными мыслями, да хотя бы на счёт течения своей болезни. И эта болезнь с момента своего появления, и отныне и до своего излечения, если такой результат предполагается, и если ты, конечно, не затянул с ней, а это тоже тяжёлые мысли о безвозвратно упущенном времени, занимает все его мысли, – и даже от них нет покоя в местах особо личного пространства, – и ни на минуту не упускает его из вида, напоминая о себе, как только ей этого захочется. И тут хочешь, не хочешь, а начнёшь зацикливаться на своей болезни, и смотреть на мир через ту же свою больную печень, где теперь тебе уже не до чувствительного для сердца и души пития, и проникновенно осознаваемой для рассудка еды.
Между тем опасный пациент, после своего признания в своей левости взглядов получивший от Гая имя Левша, опять проявляет внимание к Гаю и вслед за этим своё понимание его неразговорчивости. – Вижу, переживаешь и волнуешься перед первой встречей со своим лечащим врачом. И я тебя за это упрекнуть не в чем. Ведь от того кем окажется твой лечащий врач, – искренне любящим свою профессию и не ошибившийся в своём призвании человек, или искренне любящий себя в этой профессии, тоже без ошибок на свой счёт человек, – будет зависеть что тебе придётся претерпеть на пути к своему выздоровлению. А каким оно будет, то это тоже не маловажный вопрос. Но ничего, ты здесь не один, и мы, как понимаешь, – Левша кивнул в сторону соседних кроватей, из под покрывал которых, начали постепенно вылупляться лица, – на твоей стороне.
– А что насчёт врачей, – Левша в один момент потемнел лицом при упоминании собой же этих врачей, и Гай поздравил себя с тем, что не стал спешить и указывать на то, что он и сам отлично знает, кто такие врачи, ведь он один из них. А тут, как оказывается, к врачам неожиданное для него отношение со стороны пациентов.
Он то всегда думал, что раз они с больными находятся на одной, светлой стороне, где с тёмной стороны им противостоит болезнь, и так сказать, занимаются одним общим делом, то в соответствии с этим, между врачами и пациентами не только не должно быть особых разногласий, а Гай даже льстил себя надеждой на то, что его пациенты не то чтобы боготворят его, а скажем так, ставят его на пьедестал непререкаемого авторитета. А тут, как вдруг им выясняется, то это всё были его иллюзии, и пациент, как оказывается, не так однозначно смотрит на врачей, и у него с ним есть принципиальные расхождения во мнении на себя, на него, на болезнь, и главное, на его им себя лечение. И Гай решает пока что не признаваться, как минимум, Левше, что он тоже имеет некоторое отношение к медицине, в общем, он опять начал коллаборционировать.