Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья

И вновь я приглашаю тебя, мой благосклонный читатель, на свой любимый Крайний Север, в высокоширотную Арктику, где я провел не менее десяти полевых сезонов. Боже мой, сколько (и каких!) было у меня путешествий за эти тридцать с лишним лет! Только на Таймыре я был в шести экспедициях, проехал по Оби и Иртышу от Омска до Салехарда; плавал по Лене и Енисею; работал на Заполярном Урале севернее Константинова Камня, на озере Ямын-Лор, там, где расположены погребальные капища ямальских ненцев; сезон проработал в ямальской тундре, возле знаменитой полярной станции Мааре-Сале, где в свое время из-за мухи застрелили двух полярников (муху зимой случайно привез в чемодане с вещами один из зимовщиков, она долго была любимым домашним животным полярников, а потом ее случайно зарезал у себя на щеке, бреясь, радист); был на Рудном Алтае в районе Змеиногорска; на завьюченных лошадях пытались мы пройти в верховья бешеной саянской

реки Китой, что течет в Тункинских гольцах Восточных Саян; дважды бывал на Курильских островах, Сахалине и в Приморье; работал на легендарной и страшной Колыме, причем в самом жестоком ее сердце — Нексиканской долине («Долине смерти», как называли ее тогда зеки); был на станции МГГ [1] в бухте Тикси, причем зимой, в декабре месяце; в июне месяце в Туркмении умудрился попасть под дождь в пустыне Каракумы (совершенно невозможное, казалось бы, приключение), там же (в другой раз) стал свидетелем начала нашей войны с Афганистаном, в котором даже принял косвенное (кулинарное) участие; был в самом сердце сибирского раскольничества — далеких скитах глухой сибирской тайги на северо-востоке Томской области; был на таинственном плато Путорана, где встретился с Джеральдом Дарреллом (там по моему сценарию снимали фильм); прокатился в поезде по только-только отстроенным веткам Большого и Малого БАМа; месяц прожил на Диксоне; посетил острова Земли Франца-Иосифа (ЗФИ, как зовут их на Севере); почти полгода плавал по Тихому океану в составе международной геолого-геофизической экспедиции, посетив Сингапур, Новую Зеландию и острова Океании. А совсем недавно, уже в девяностых годах, довелось мне попасть в Таджикистан в самом начале разгорающейся там гражданской войны (едва-едва сумел я унести тогда оттуда ноги). Путч 1991 года встретил я на юге Таймыра в составе международной палеонтологической экспедиции (то-то перепугались тогда работавшие с нами американцы!). И некоторые из этих путешествий я описал на страницах своих «Записок бродячего повара», третий (последний) том которых ты, дорогой читатель, держишь в руках.

Как-то в городе Ашхабаде купил я на рынке прекрасный (хотя и ужасно изданный) роман Стефана Цвейга «Магеллан». В предисловии к нему автор рассуждал о том, что является первопричиной написания той или иной книги. В частности, первопричиной написания романа «Магеллан» было чувство угрызений совести, которое испытал автор, совершая путешествие, то самое, которое прежде совершил Великий Мореплаватель. Автор пересек океаны в комфортабельной каюте на борту роскошного лайнера, Магеллан же — на хрупкой и вонючей скорлупке. И вот этот роман (а вернее, предисловие к нему) еще раз убедили и меня в моей правоте, ибо я писал эти строки вовсе не для того, чтобы прославиться или потешить свое тщеславие, и уж тем более не для того, чтобы разбогатеть (какие нынче с литературы заработки?!), а для того, чтобы всякий, кто захочет прочесть эти мои «Записки бродячего повара» (и прежде всего я сам), вместе со мной пережил те неповторимые моменты моих путешествий, которые в свое время пережил я.

На этот раз я еду в поле рабочим в составе смешанного отряда стратиграфов (часть — из СНИИГГиМСа [2] , другая — из Института геологии и геофизики СО АН СССР [3] ). Причем впервые в отряде нет ни моих друзей, ни друзей моих друзей — все незнакомцы, а возглавляет отряд профессор, Триасовый Гений, как сообщили мне мои друзья.

Весь день льет дождь, а, как известно, дождь в дорогу — к удаче. Но самое начало нашего путешествия следует признать крайне неудачным: в багажнике такси через неплотно завинченную крышку банки вылилось около полулитра спирта-ректификата. Однако затем фортуна немного смилостивилась и стала оказывать нам незначительные знаки внимания: при посадке служители аэропорта не обнаружили карабина, который был упрятан внутрь моего спального мешка (все документы на это оружие у нас, разумеется, были, но, если все делать по правилам и инструкциям, хлопот не оберешься, так что много проще вот так — втихушку); вылетели мы строго по расписанию и строго по расписанию сели в аэропорту города Красноярска (в дороге мы с моим коллегой по отряду,

Валерой, спали, и оба открыли глаза, когда наш самолет коснулся колесами посадочной полосы).

Мой нынешний попутчик, Валера, юридически является начальником нашего отряда, то есть человеком, который несет за все полную ответственность. Но фактически начальником является Шеф (тот самый Триасовый Гений), который ни за что никакой ответственности не несет, но слово которого в отряде решает все. Шеф был руководителем диссертационной работы Валеры, о чем напоминал «начальнику» едва ли не ежедневно. Кроме того, всем было известно, что в институте сразу после поля грядет большое сокращение штатов, и Валера может быть одним из первых претендентов «на вылет» (о чем также непрерывно намекал ему Шеф).

В Красноярске первым делом сунулись мы в бюро транзита, чтобы узнать возможности нашего вылета (а у нас еще будет с собою около полутонны груза!) на Хатангу. Дежурила там совершенная мегера, которая буквально рычала на пассажиров. Я-то по простоте душевной думал, что такие типажи нынче встречаются только в фельетонах, да и то банальных, ан не тут-то было! Но к тому времени, когда подошла наша очередь, мегера смену сдала, и ее сменила довольно миловидная вежливая дамочка, которая тем не менее не смогла сообщить нам ничего утешительного: рейс на Хатангу всего один, проходящий (Абакан — Красноярск — Подкаменная Тунгуска — Норильск — Хатанга), идет он к тому же не каждый день (понедельник, вторник, четверг и суббота), пассажиров на него всегда — пропасть, так что никто пока никаких гарантий нам дать не может.

Ужинали в совершенно непотребном ресторане аэропорта. Полно пьяных; в меню только одно блюдо — бледная, небритая аэрофлотовская курица; обслуживала нас толстая надменная официантка (почему все они такие: толстые, неопрятные, надменные?), возмущенная тем, что мы не спрашивали спиртного. И ко всему этому — все тут очень дорого.

Ночевать мы отправились к моим стародавним приятелям, которые прежде работали неподалеку от Тикси, на станции МГГ, занимаясь там ионосферными исследованиями. В декабре шестьдесят седьмого года они приглашали наш театр на гастроли к себе в Тикси — это была одна из самых ярких и запоминающихся поездок (одни северные сияния чего стоили!), которую я описал в одной из своих книг. Теперь мои тиксинские друзья получили прекрасную четырехкомнатную квартиру в Красноярске (оба они, и Володя, и Наташа, кандидаты наук, а Володя вскорости защитит тут и докторскую диссертацию), но к моменту нашего приезда хозяев дома не было — они всей семьей уехали отдыхать на юг. Однако в квартире хозяйничал другой мой тиксинский приятель, Валера (он тоже переехал на жительство в Красноярск, но квартиры своей пока не получил), который встретил нас весьма любезно.

С утра отправились мы с начальником Валерой в аэропорт. Наша главная забота нынче — багаж, который мы неделю назад отправили из Новосибирска. Коммерческий склад, где хранится наше имущество (багаж прилетел три дня назад), перенесли черт знает куда, на самый дальний конец аэродрома, и туда надо топать пешком километра четыре. Вместе с нами коммерческий склад искала какая-то ярко крашенная блондинка средних лет. Причем, в отличие от нас, была она на машине (на небольшом грузовичке). Мы попросили, чтобы она подвезла нас, но дамочка наотрез отказалась и, впорхнув в кабину, совсем собралась уж было умчаться.

— Чтобы ты одна всю жизнь спала! — пожелал я ей вослед.

Дамочка вдруг застыла на пороге кабины, часто-часто заморгала ресницами, и из ее глаз двумя потоками хлынули слезы.

— Попал в десятку! — крякнул Валера.

Тем временем шофер рванул машину с места, и она исчезла в клубах пыли, унося от нас рыдающую экспедиторшу.

А вот и он — наш груз, целехонький лежит возле свежевыбеленной стенки на складе. Против ожидания все дошло в наилучшем виде, только картошка начала прорастать, и острые свеженькие побеги высовываются сквозь ткань мешка во многих местах. Что же нам с ним делать-то, с нашим грузом: брать с собой или отправить в Хатангу грузовым самолетом? До Хатанги и так-то улететь непросто, а ежели с нами будет еще более четырехсот килограммов багажа — и подавно. А ежели отправить его грузовым самолетом, кто знает, когда он будет на месте: через день, через неделю, через месяц (ведь служба перевозок Красноярского аэропорта наверняка будет ждать, пока до Хатанги наберется полный «грузовик», полупустым в такую даль его заведомо никто не погонит).

— Ну, решай, начальник, — говорю я Валере.

Валера долго чесал голову, подбородок и другие части тела, прежде чем решился: багаж берем с собой.

И вот уже договорился я с шофером грузовика (совсем другого, того, с рыдающей дамочкой, мы больше не видели), который возит учебные пособия для школ города Норильска; мы с Валерой вдвоем погрузили все наше экспедиционное имущество (при этом я умудрился вывозиться в мелу, как нечистая сила) и в пять минут были возле камеры хранения. К сожалению, все деньги у Валеры были только в крупных купюрах (слава богу, что нашлась хоть одна пятерка), так что ее и пришлось отдать нашему благодетелю. Честно говоря, ему вполне хватило бы и трояка, но не спрашивать же было у него сдачу!