Нет дыма без меня
Шрифт:
Большими глотками пью приторную гадость. Стоит дну кружки победно засиять, с последним рывком я чувствую, как жизнь и правда становится лучше. Вообще что угодно будет лучше невозможно сладкой бурды, которую под внимательным надзором Дымова я влила в себя.
– Все. – Егор отставляет чашку на тумбочку и поворачивается ко мне. Долго изучает лицо, фигуру и, взбив подушку, которая была под его спиной, подмигивает:
– Доброй ночи.
Он почти доходит до двери, когда к моему горлу подкатывает паника. Дымов будто с собой все спокойствие забирает, оставляя холод и мерзкий страх,
– Я знаю, что многого прошу. – Дымов останавливается мгновенно, как будто только этого и ждал, но не спешит оборачиваться. – Но побудь, пожалуйста, со мной, пока я не усну. Я боюсь оставаться одна.
Егор не отвечает, только кивает и гасит свет. Укладываюсь головой на подушку, натягиваю одеяло до самых ушей и ложусь лицом к окну. Слышу и чувствую, как Дымов неторопливо подходит. Матрас проминается – он ложится и закидывает руки за голову, устремляя взгляд в потолок, потому что спать в ближайшее время не собирается.
Я быстро успокаиваюсь, полностью уверенная, что Егор меня спасет и от очередного кошмара. Перестаю разглядывать тени за окном, закрываю глаза и проваливаюсь в дрему, когда краем слуха улавливаю спокойное:
– Ты никогда не просила многого, Тори.
Глава 4. Таксист-собеседник
Всю ночь сплю как убитый. Как засыпаю в одной позе в обнимку с Тори, так и дрыхну до самого утра. Хороший сон вообще главное умение бойца, потому что после каждого выезда нужно набираться сил и восстанавливаться. Просыпаюсь скорее по привычке, чем по будильнику – последнего вообще не слышно, хотя часы показывают шесть сорок пять.
Я проспал в лучшем случае часа четыре, Тори немногим больше, но в постели ее уже нет. Как и следов ее пребывания здесь. Подскакиваю, ведомый странным порывом найти ее. Испугалась и сбежала? Какого черта тогда так рано? Я еще не насмотрелся и толкового ничего не сказал. За один только вчерашний вечер она оживила все мои чувства к ней. Глаза прятала, словно боялась вспомнить все, что между нами было. Прижималась ко мне в страхе, спасение находя. Тори доверила всю себя неосознанно, и от этого хочется оправдать огромный аванс.
Почти выбегаю в коридор и сталкиваюсь со своей беглянкой в дверях ванной. Она еще сонная, глаза еле открываются, но решимости в теле столько, будто эликсир храбрости приняла.
– Доброе утро, – говорю первым, чувствую: Вика сама навстречу не пойдет. Она девочка гордая, а я ее сильно обидел много лет назад. – Как ты?
– Сносно, – отвечает угрюмо. – Мне на работу нельзя опаздывать, так что я пойду. Спасибо тебе за все: и за спасение, и за помощь с кошмарами. – Щеки ее розовеют от воспоминаний о совместной ночи. Она напоминает мне ту восемнадцатилетнюю малышку, которую я долго-долго целовал, провожая до дома. – Я вещи в машинку кинула, не нашла у тебя корзину для белья. Можешь не провожать. – Она и правда собирается уйти, отступает, но больше двух шагов ей сделать не
– Подожди, я тебя отвезу, – не предлагаю, и Вика понимает, поэтому только тяжело вздыхает и кивает, с улыбкой произнося:
– Если ты планируешь завтракать, то я лучше вызову такси. – Она мягко высвобождается, растирает запястье, и я пялюсь на свою ладонь, не понимая, действительно ли так сильно сжал. От этой мысли неприятно свербит в мозгу: не так все идет, неправильно совсем. Не должен я пугать Тори, и ей не стоит меня бояться. Надо срочно все исправлять.
– Не планирую, закину протеин. Дай мне десять минут.
Вика ждет меня в прихожей, она молчит, в телефон смотрит, улыбается кому-то, и мне корыстно хочется, чтобы, глядя на меня, тоже так сияла. Один вечер и одна ночь наедине с этой колючкой все кардинально поменяли. В душе тумблер щелкнул, запустив жизнь по венам. В голову дало, как в первую нашу встречу. Раз, и по уши. И то, что во второй раз произошло то же самое, ни разу меня не удивило. Интересно только, так ли ее прошибло при виде меня? Я ведь не идиот, понимаю прекрасно, что Тори уже не та восемнадцатилетняя влюбленная девчонка. Одно только осталось неизменным: моя.
– Прошло четырнадцать, – ворчит, когда я закидываю форму в сумку и выхожу. Тори скрещивает руки на груди, опять от меня прячется.
– Мы успеем, я знаю короткую дорогу, – улыбаюсь, влезая в кроссовки.
– Через весь город? – смеется Вика и на короткое мгновение расслабляется, но оно слишком быстро заканчивается. Она снова серьезнеет, вытягивается по струнке, закрывается на сто замков, лишь бы в душу меня не пускать. – Нужно было сбегать быстрее.
– Правильно сделала, что осталась.
Разговоры у нас не клеятся от слова совсем. И оттого, что кто-то за год отшельничества разучился слова подбирать, потому что изо рта, кроме приказов и ругани, ни черта не вылетало. И оттого, что далеки мы безмерно теперь. Прошлое между нами все еще висит. Смотрю на нее и глаз отвести не могу: красивая даже когда очень серьезная и молчаливая. Тори общаться желанием не горит, я, наоборот, капец как полыхаю, поэтому бешено гоняю в голове темы, пока мы спускаемся в лифте и идем к машине. Давить на больное, вспоминая прошлое, не хочется, спрашивать, как изменилась ее жизнь, будет неуместно. Сильно изменилась, это невооруженным глазом видно. Да и долгая беседа из этого не выйдет.
«А может, и не надо, раз не клеится?» – испытывает нервную систему внутренний голос. Вика меня опасается, все еще не доверяет. Этой ночью в бессознательном порыве жалась изо всех сил, а потом не отлипала ни на сантиметр во сне. Утром, когда мир перестает быть черным, все видится по-иному, и я перестаю быть спасателем, превращаясь в мучителя.
– Может, все же такси? – предпринимает очередную попытку избавиться от моего общества. – Правда, Егор, мне уже очень неловко, что ты со мной возишься, как с ребенком.