Нет повести прекраснее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте
Шрифт:
Когда ее брали на работу, то она беседовала с женщиной, начальником отдела кадров, молодой, маленькой, чуть полноватой, с короткой стрижкой. Она заполнила договор, прочитала, подписала.
Ее отвели в маленькую комнату, кладовку, где находились халаты, тряпки, порошок и пылесос — все необходимое для работы.
Муж ей сказал, что до нее работала женщина, но потом почему-то ушла. Никто не знал причины. А ей так хотелось узнать, почему та уволилась. Но задать этот вопрос было некому. Еще ее интересовало, сколько получает директор, остальные сотрудники. Мужа она как-то спросила, он заворчал и попросил
Не нравилось ей, что с ней не общаются, но делать было нечего, пришлось смириться.
Но чувство одиночества ее не покидало: вроде бы среди людей, а по душам не с кем поговорить. Наконец, она поняла, что ее по положению считают самым незначительным человеком, смотрят, как на пустое место: пришла, навела порядок, ушла — и все забыли. Работа идет, деньги платят. А чего еще надо?
Когда-то она работала в НИИ, техником-лаборантом в центральной лаборатории, делала химические анализы и проводила повторные опыты. Лаборатория состояла из шести женщин и трех мужчин. Две женщины и мужчина были кандидатами наук. Они занимались исследовательской работой. У всех было общее дело: старший состав давал указание младшему. Когда проводились новые анализы, возникало много вопросов, все вместе разбирались, как его лучше провести. Вместе отмечали праздники, дни рождения. Отношения были простые, общения на работе вполне хватало.
Сейчас, работая уборщицей, она вспомнила, что к ним тоже приходила уборщица к концу рабочего дня. Она убиралась и с ней разговаривали. Ей было пятьдесят лет, она работала уборщицей всю жизнь, мало получала, но не жаловалась, что ей не хватает денег. У нее была семья — муж и двое детей. Тогда Дарье Алексеевне такие отношения казались обычными. Два года назад НИИ распалось, перестали финансировать. Все уволились. Она осталась без работы. Продавщицей работать не хотелось, хотя предложений было достаточно.
И вот теперь она устроилась на фирму, благодаря мужу, здесь ей одиноко, с работы приходит подавленной и утомленной, но мужу не жалуется. Он же ее устроил. На каждой работе свои порядки.
Дарья Алексеевна заканчивала рано утром пылесосить палас, тоскую о прошлой жизни, которая казалась замечательной. Вдруг дверь громко стукнула, она вздрогнула и оглянулась. Перед ней стоял Шведов, как ей показалось он был чем-то недоволен.
— Здравствуйте! — строго произнес, хмуро глядя в сторону. — Вы уже заканчиваете уборку, поторопитесь.
— Да, скоро закончу, — она слегка задрожала, так неожиданно появился, да еще такой грозный. Она не знала, как себя вести. Не все успела убрать, может начать придираться. Выключила пылесос и взглянула на него. Они смотрели друг на друга не больше минуты, у нее дико забилось сердце. Его серые стальные глаза выражали гнев и нетерпение. Она поняла, что нужно срочно уйти.
На нем было длинное темно-синее пальто и голубое кашне. Он стал раздеваться.
Недоволен, что я попалась на его пути, подумала она, руки у нее задрожали. Уволит, сделает замечание и все — конец работе. Если бы ее предупредили, что он придет раньше, она бы давно пришла на работу и убралась.
Он разделся, повесил пальто в шкаф и вышел.
Она схватила тряпку со стола и положила в карман, хорошо, не заметил, взяла пылесос и вышла. Шведов стоял в коридоре с двумя мужчинами.
— Наконец, убралась, — он обратил на нее внимание, смотрел, как на пустое место, жестом указал на дверь. — Заходите, обсудим, надо разобраться.
Она прошла в свою подсобку, поставила пылесос, села на табуретку, тяжело вздохнула, посмотрела на часы: полдевятого. Нужно еще в коридоре протереть и мусор вынести.
Когда она проходила мимо кабинета Шведова, секретарша сидела в приемной и мило щебетала по телефону.
А секретарша у него — куколка, сделала вывод, — юбка короткая, шелковая бардовая блузка, коричневый короткий жилет, волосы желтые и пышные. Она сравнила ее с собой: серый выцветший халат, стоптанные сапоги.
Охранник открыл ей дверь, она пошла выносить мусор.
Шведов вызвал к девяти утра Открытого: «Как дела, Вячеслав Петрович?»
— Беру еще одного человека в штат, сейчас мы его проверяем.
— Как фамилия охранника, который обнаружил взрывное устройство, забыл, напомни, фамилия редкая.
— Вадим Сапрыкин. Какой наблюдательный, молодец, — начал хвалить охранника, он взял его на работу.
— Как ты его можешь охарактеризовать? — он спросил так, словно в чем-то его подозревал.
— Работает у нас три месяца, исполнительный, общительный, спокойный, судя по этой ситуации, наблюдательный. Никаких странностей за ним не замечали. Нарушений никаких нет. Если нужно подробнее, биографии или особые склонности — все предоставим.
— Да, хотелось бы подробнее узнать, чем занимался, семейное положение. Трудовую книжку тоже стоит посмотреть. Принеси мне, но никому не говори.
— Будет исполнено.
— Дальше такие указания: за Сапрыкиным установить слежку. Не мешало бы проверить, не его ли это рук дело. Кто его знает, может, он на кого-то работает.
— Что вы, Игорь Михайлович! Зачем же его подозревать. Он нам жизнь спас, — Открытый не поверил тому, что слышит.
— Надо проверить — спас или выполнял чье-то задание, чтобы спасти. Не внушает он мне доверие. Заявил: проходил мимо машины, шнурок развязался, стал завязывать. Почему проходил мимо именно этой машины? Как-то все это странно! Надо понаблюдать, но чтобы никто даже не догадывался об этом. Я подозрительный, но это лучше, чем всем доверять в наше время. Сразу подставят.
— Я-то думал, вы его вознаградите, — продолжал оправдывать его Открытый. — Парень он, вроде бы, надежный. А там, кто знает, всякий человек — потемки. Ваше задание понял, примем меры.
— Если никаких подозрений — снимем слежку. Еще я считаю, — Игорь Михайлович замолчал, пауза была длинной. — Его следует после проверки уволить.
— Да что вы говорите, за что же? — Вячеслав Петрович остолбенел.
— Даже если он вне подозрений, надо найти причину, — жестко приказал Шведов.
— Но за что, какая может быть причина? Он у нас недавно работает, — Открытый и вовсе растерялся.