Нет прощения!
Шрифт:
Лаки захихикал. Я улыбнулся. Тем временем по экрану поползли кадры мертвых тел на краю бассейна. Убитую мною птицу сняли крупным планом. Вторую, живую и довольную — тоже. Затаив дыхание, я смотрел, как стервятник-падальщик рвет один из трупов, но мужчины или женщины — было уже не понять. Федералы в гермошлемах пытались отогнать его при помощи шокеров, он бросался на них, гневно потрясая крыльями, не желая делить ни с кем свою добычу. Потом показали убитых мною рыб, уныло плавающих вверх брюхом по поверхности воды.
— Двадцать девять участников кровавой вечеринки у Ли были застрелены
На экране показали дохлого стервятника, рыбок, сторожевых собак, четырех кошек и одного волнистого попугайчика. Лаки зашелся от хохота. Ритка непонимающе глядела то на него, то на меня.
— Ну попугайчика-то за что? А, Ричи? — смеялся Лаки.
— Кошмар, — поддержал его я. — Просто ужас.
Дикторша поведала нам о панике, накрывшей птичий рынок, рассказала что животных становится просто опасно держать у себя дома, а потом высшие чины из региональной полиции, федеральной полиции и Комитета по экологии Второй черты обсуждали неожиданно свалившуюся на них проблему экотерроризма и вместе искали пути выхода из кризиса где-то на протяжении часа.
Вечером Лаки решил устроить банкет. То есть, это он сказал, что банкет, а вообще такие вещи называются «пьянкой». Ритка, как полноправный член семьи, настояла на выборе меню, но спиртные напитки Лаки выбирал сам, и это были мои последние запасы алкоголя. Я спросил, кого он хочет позвать, на что он ответил, что вечеринка эта — корпоративная, и кроме нас больше никого не будет.
— Тогда зачем надевать костюм? — не понял я.
— Ричи, — сказал он покровительственным тоном. — У жизни должен быть вкус. Ты понял? Не опаздывай. И не забудь про галстук.
Все мои костюмы оказались велики. Я нашел в шкафу старые джинсы и дырявую футболку, надел галстук, накинул на плечи пиджак и растрепал отросшие волосы. Пошел этот Лаки к чертовой матери!..
Они уже сидели за столом. Он — в костюме от «Саламандер», она — в вечернем шелковом платье. Я ударом ноги распахнул дверь, и, рухнув в кресло, с грохотом водрузил ботинки на праздничный стол. В этот момент часы пробили девять раз. Ритка остолбенела. А Лаки мой поступок, похоже, развеселил.
— Детка, — обратился я к Ритке. — Подкинь мне бутылку!
Она передала мне виски «Декстер Клаб».
— Будешь пить прямо из горла? — ледяным тоном осведомился Лаки.
— Бокал!
Ритка протянула мне бокал. Я опрокинул бутылку в бокал, долил до краев, остальное поставил под стол, рядом со своим креслом.
— Я хочу сказать тост, — покачивая хаками из стороны в сторону, объявил я. — Я пью это отвратительное пойло за вас, за моих дорогих друзей!
И, залпом осушив до дна, бросил бокал через плечо. Брызнули осколки.
— На счастье, — сказал я.
Лаки выпил, даже не поморщившись. Потом он отдал должное салатам, навалив себе полную тарелку.
— Ричи, тебе положить салата, или ты поешь прямо из салатницы? — поинтересовался Лаки.
— Положи, — разрешил я.
— А
— У меня все есть, — я помахал в воздухе бутылкой.
— Тогда выпьем за животных! — они с Риткой сблизили бокалы, но со мной чокаться не стали.
— Мы все — животные, — продолжал Лаки, закусывая салатами. — И ты Ричи, тоже животное.
— Ну и что? — я не понимал, что он пытается мне сказать.
— Ничего, — ответил Лаки с набитым ртом. — Ты такое же геномодифицированное животное, как и бройлерный цыпленок. Я просто вспомнил, что ты — расист, извини… Ты отличаешься от остального животного мира только тем, что тебя можно программировать. Феноменальное достижение! Полностью подконтрольное животное, умеющее впадать в боевой транс, в голову которого, наряду с микрочипами, можно засунуть многоступенчатую программу с возможной перезагрузкой в конце, когда ты будешь больше не нужен! Ты — оружие людей, хоть ты и ставишь их ниже себя. Подавляя одних людей, ты служишь другим. Ничего, что я тебе об этом сказал?
— Ничего. Твои слова — обычная реакция на изменение поведения подконтрольного субъекта. Ты чувствуешь раздражение, глядя на то, как я себя веду. Знаешь, я вчера неожиданно понял, что ты контролируешь меня.
Лаки прыснул в свой бокал, закашлялся.
— Не пытайся меня разубедить, — попросил я.
— Договорились! — он отвернулся к Ритке, пощекотал ей подбородок.
— Главное, это жить так, чтобы не хотелось умирать, — сказал Лаки, глядя ей в глаза. — Да, Ритка? Выпьем! Выпьем за друзей! — он посмотрел на меня, отставил в сторону свой бокал и взял бутыль с коньячным спиртом.
Мне пришлось убрать ноги со стола, чтобы чокнуться с ним своей бутылкой. Я понимал, что скоро меня вырвет, но упрямо пил, даже не думая себя ограничивать.
— Ты хочешь сказать, раньше я жил гораздо хуже? — зачем-то спросил я, прекрасно зная ответ.
— Не знаю, — признался Лаки. — Сейчас ты хотя бы не боишься.
— Почему вы такие умные, мальчики? — неожиданно спросила Ритка. — Мне иногда кажется, что я — полная дура. Я не понимаю, зачем я нужна Программе.
— Главное, что ты нужна мне, — сказал Лаки, обнимая ее. — Мне и Ричи. Ричи, ты не слышал, что через год уровень солнечной радиации повысится еще на двадцать восемь микрорентген? Это означает, что и для нас, и для людей, наступают последние дни. Эпохе всего живого приходит конец. Только вокруг Стад-Рея, в Седьмой черте, сосредоточено восемь ядерных станций, два завода по переработке урана, двадцать шесть КПТ… Ты в курсе, что это такое? Мы с тобой живем перед концом света. Ты чувствуешь гордость? Мы — последние в линии своей крови. Мы можем все!
Скоро над Единицей будет достроен и запущен купол, и тогда вспыхнут гражданские войны, ядерные войны с той же Туаканой и много с кем еще. Выживут только те, кто удержится под куполом. Избранные. И что, если ими окажутся эмпи? Что в этом плохого, Ричи? Что, если эмпи ворвутся в Единицу, разве люди способны оказать нам достойное сопротивление? Все ресурсы, все технологии, имеющиеся в Единице, будут нашими. Купол защитит нас от внешних воздействий, прочий же мир обернется пустыней. Чистой землей…