Нет ведьмы яростней
Шрифт:
Мы все присели у столика для коктейлей.
— Я понимаю, что вас беспокоит. Вы не знали, как я поступлю с делом после смерти мужа, и, естественно, боялись за свои места. Но вы и меня должны извинить. Когда у человека большое горе, он может и забыть кое о чем…
"Что у нее на уме? — подумал я. — Ведь она что-то замышляет, в этом нет никакого сомнения".
А Долорес между тем продолжала:
— Мой покойный супруг надеялся, что и после его смерти дело его будет процветать. Поэтому он все время вносил в свою записную книжку наблюдения, расчеты и так далее. Есть там и кое-какие планы, которые он хотел претворить в жизнь. Я все это сохранила и думаю теперь, что не мешало бы мистеру Медоксу познакомиться с этим…
С этими словами она протянула мне записную книжку и еще какие-то бумаги.
Взглянув на верхнюю, я сразу понял, что не смогу ее убить. Это была копия документа, подлинник которого находился или в сейфе, или у адвоката.
Он начинался так:
"ЭТО ЗАЯВЛЕНИЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ПЕРЕДАНО ПРОКУРОРУ ПОСЛЕ МОЕЙ СМЕРТИ…"
И в нем она рассказывала абсолютно обо всем. Даже те детали, о которых я не знал. Так, например, только сейчас я узнал, что она в ту ночь еще раз ездила к домику Саттона и, найдя его мертвым, поняла все.
Я до конца прочитал бумагу. Да, выхода не было. Моя жизнь полностью зависела от нее. Даже если она погибнет от какой-нибудь болезни или нелепой случайности, мне можно будет готовиться к электрическому стулу. Теперь мне, как это ни нелепо, надо было защищать и оберегать ее.
Я сложил бумагу и поднял глаза. Глория сразу поняла, что в этой бумаге содержалось что-то неприятное для меня, но миссис Харшоу снова заговорила:
— А теперь поговорим о ваших неприятностях, мисс Гарнер. Вы понимаете, что мистер Медокс просто обязан был рассказать мне о вашей растрате. Но он же и упросил меня дать вам возможность рассчитаться…
Меня словно обухом ударили. Вот это удар! И, собственно говоря, это конец! Наверняка, когда она рассказала Саттону про меня, тот ответил откровенностью на откровенность. Он рассказал ей о Глории. А я-то позволил этой женщине удрать, приняв ее за Глорию.
И теперь моя девочка сидела на кушетке бледная и растерянная. Она смотрела на меня испуганными и в то же время вопрошающими глазами, ожидая от меня чего-нибудь: жеста, взгляда, слова. Но я не мог шевельнуться, и она, наконец, тоже отвела глаза.
Меня никто не заставлял держать ее в неведении, и я мог рассказать ей правду. Ужасную правду… Но разве это что-нибудь изменило бы? Конечно, нет! Все равно я ее теряю навек. И я промолчал.
Она поднялась — стройная, молодая и красивая, такая близкая и в то же время недоступная для меня — и спокойно сказала:
— Я благодарю вас, миссис Харшоу. И можете быть уверены, я возмещу растрату. А теперь, может быть, вы позволите мне уйти?
— Я провожу вас, Глория, — с готовностью сказал я.
— Нет, не надо. Я… я лучше пройдусь пешком.
Она вышла из дома, прошла по гравийной дорожке и вскоре исчезла за поворотом.
Я посмотрел на Долорес. И к этой женщине я буду прикован до конца своей жизни!
Долорес какое-то время смотрела на меня, а потом проговорила с усмешкой:
— Хотел променять меня, женщину, жаждущую твоей любви, на какую-то девчонку! Глупец!… А теперь будешь валяться у моих ног и молить, чтобы я вышла за тебя замуж. Ведь теперь тебе нужно будет оберегать меня и следить, чтобы со мной ничего не случилось.
По моим глазам она поняла, что перегнула палку, но было уже поздно. Я прыгнул на нее и схватил руками за горло. Ярость колотила меня, и мне хотелось лишь одного: убить эту суку. Чем я, в конце концов, рискую? Только своей жизнью.
Она уже хрипела, когда я внезапно отпустил ее. В последний момент я все-таки опомнился.
— Вот видишь, Гарри… — едва слышно прошептала она.
Она поправила прическу, взглянула на свою грудь, обнажившуюся в борьбе, и снова улыбнулась.
Я пытался не смотреть на нее. Она лежала на кушетке, почти голая, растрепанная и сексуальная, обольстительная и манящая. А аромат, исходивший от нее, приятно щекотал мне ноздри, вызывая неистовое желание обладать этой женщиной…
— Поцелуй меня, мой Гарри.
— Не играй мной, До…
И тем не менее я опустился рядом с ней на кушетку. Она сразу же обвила мою шею руками.
— Разве это игра?
Я промолчал. Мне предложили только этот выход, но все же лучше, чем вообще положение без выхода.
— Почему ты не отвечаешь?
— Лучше помолчим… Ведь и так все ясно.
— Ты любишь меня?
— Конечно! — ответил я, с яростью овладевая ею.
Год прошел с тех пор. Я женился на Долорес и теперь каждое утро отправляюсь в автопарк продавать или давать напрокат машины, и денег у меня столько, что я не знаю, куда их девать. Я являюсь членом Коммерческого совета города и состою в нескольких клубах. Есть у меня и мечта. Мне хочется стать директором банка. Тогда я, наверное, был бы единственным директором, который достиг такого положения, начав с того, что ограбил банк. Есть у меня и заботы — я должен заботиться о благополучии и здоровье своей жены. Хотя я и смотрю на нее, как на самую поганую потаскушку — все мое благополучие зависит только от нее.
Я неоднократно пытался выяснить, где она держит свое заявление, но ничего не мог добиться. Пытался я и убежать куда-нибудь подальше, но в последний момент одумывался, ибо понимал, что рано или поздно, но меня поймают.
Непонятно до сих пор было для меня появление медальона Глории в домике Саттона, но когда я однажды спросил об этом у Долорес, она мне все объяснила. Оказывается, когда Глория днем привезла пятьсот долларов Саттону, тот увидел у нее медальон и забрал его себе на память. А вечером, приехав к нему, Долорес увидела медальон и сунула его к себе в сумочку. Саттон этого даже не заметил — он был весь во власти желаний.
Глория по-прежнему работает в автопарке. Я как-то пытался с ней объясниться, но мои маловразумительные фразы наверняка ее не удовлетворили. Да ей, видно, и не к чему были мои объяснения.
Она с нетерпением ждет того дня, когда полностью рассчитается с миссис Харшоу и тогда, наверное, сразу же уйдет от нас. А я даже не могу помочь ей, хотя денег у меня куры не клюют. Долорес следит за этой стороной дела. Больше всего меня мучает то, что она должна возместить те пятьсот долларов, которые она отдала Саттону в тот трагический день и которые я потом обратно забрал у него.