Нет ведьмы яростней
Шрифт:
Я понял, почему это ее тревожит. Если Долорес задумает продать дело, начнется проверка документов, и у нас не будет времени, чтобы возместить недостачу. Пятисот долларов, которые я нашел в бумажнике Саттона, явно не хватит, а больше у меня не было денег.
— Не знаю, — ответил я. — Она мне ничего не говорила об этом. Я попытаюсь узнать.
Но в ближайшее время мне ничего не удалось узнать. Она не звонила мне, не приходила в контору, а самому проявлять инициативу мне не хотелось. Мысли о Саттоне не оставляли меня. Что будет,
Труп Саттона нашли лишь в следующее воскресенье. Его обнаружили двое фермеров, охотившихся в той местности на зайцев. Они сразу же сообщили об этом Вату, а буквально через час об этом заговорил весь город.
Шериф отправился туда самолично. Возвращаясь с трупом Саттона, он отправился в полицейское управление. О подробностях смерти никто не знал ничего. Был известен только сам факт.
Лишь на следующий день, в понедельник, я узнал результаты следствия. Мне сообщила об этом официантка ресторана, где я обычно питался.
— Подумайте только, мистер Медокс, — сказала она. — Человек сам себя застрелил, когда чистил оружие! Какая нелепая смерть, правда?
Несколько последующих дней я сидел у себя в конторе почти в бездействии и все никак не мог привыкнуть к мысли, что я отделался от Саттона.
А потом у меня вдруг возникла необходимость поговорить с Глорией. Позвонить ей и назначить встречу? Но к чему звонить? Проще зайти к ней в контору проката.
В этот момент зазвонил телефон.
— Мистер Медокс?
Это была Долорес Харшоу.
— Да…
— Я должна была позвонить вам раньше, чтобы поблагодарить вас за цветы и все хлопоты, которые выпали на вашу долю в связи с похоронами.
"Черт возьми! — подумал я. — Какая любезность! Наверняка кто-нибудь стоит рядом. Или служанка, или соседка…"
— Пустяки, миссис Харшоу! Ведь эти мелкие знаки внимания так естественны.
— И тем не менее это очень мило с вашей стороны. Но мне нужно поговорить с вами и о делах. Наверное, вас интересуют мои планы? Не могли бы вы приехать вместе с мисс Гарнер, скажем, часов в семь?
— Разумеется, миссис Харшоу! Я передам мисс Гарнер вашу просьбу. Она тоже интересовалась, не собираетесь ли вы продавать дело. Но мы не хотели беспокоить вас по этому поводу.
— О, нет, я ничего не собираюсь продавать! Правда, юристы говорят, что должно пройти какое-то время, прежде чем я получу право наследования, но я уже решила не продавать ничего. Думаю, что я просто обязана продолжать дело Джорджа, хотя бы ради его памяти. Вы и мисс Гарнер тоже, разумеется, останетесь на своих местах. Я уверена, что лучших работников мне не найти…
Об этих новостях я сообщил Глории по телефону, а вечером заехал за ней. Я думал до визита к миссис Харшоу немного покататься с ней на машине, поцеловать ее и откровенно рассказать обо всем. Прошлое умерло. Саттон тоже. Поэтому нет необходимости ворошить прошлое. Но она опередила меня.
— Гарри, — сказала она, — я должна тебе кое-что рассказать. Я давно хотела это сделать, но никак не решалась.
— Мы поговорим позднее.
— Нет, совершенно необходимо поговорить об этом сейчас. Это касается Саттона.
— Саттон мертв, и все, что было связано с ним, тоже умерло. Так что, может быть, не будем об этом?
— Но это очень важно, Гарри. Всю эту неделю я думала, что он действительно уехал в Калифорнию. Ведь я отдала ему еще пятьсот долларов, только бы он уехал… И теперь мне придется расплачиваться гораздо дольше.
— Ну и что? — ответил я. — В сущности, это дела не меняет.
"Странно, что она завела этот разговор, — подумал я. — Ведь мы с молчаливого согласия решили не затрагивать эту тему".
Я задал себе этот вопрос, но так на него и не ответил, хотя я совсем не считал себя таким уж дураком. И лишь когда мы подъехали к дому Харшоу, я понял все. Понял даже то, что должен был понять в ту грозовую ночь. И для этого мне было достаточно одного взгляда на Глорию, когда она выходила из машины. На ней было желтое платье с бантиками на плечах, которое делало ее совсем девочкой, а на ногах сандалии… сандалии! Сандалии с плетеными ремешками!…
Миссис Долорес Харшоу пригласила нас войти, но я не мог еще опомниться от удара, который пережил при виде сандалий на ногах Глории, и действовал, как в тумане. Значит, в постели Саттона была не Глория, а эта секс-бомба, и она знает, что это я его убил! А Глория, оказывается, вообще ничего не знает!
Теперь я понял и причину сердечного приступа мистера Харшоу. Скорее всего, на него подействовал ее вид, когда она явилась полуголая и босая среди ночи. Между ними произошла стычка — словесная, а может быть, и стычка в буквальном смысле слова. Больному человеку достаточно пустяка, чтобы случилось непоправимое. Но это, собственно, ничего не меняло. Ведь она знала, что Саттона убил я. Значит, я должен заткнуть ей рот. Только как это сделать?
Теперь я понял другое. Саттон не видел меня в переулке в день пожара! Это она рассказала ему обо всем! Иначе он давно бы уже стал меня шантажировать. А рассказала она ему, чтобы отомстить мне.
— Вы неважно себя чувствуете, мистер Медокс? — внезапно услышал я ее голос.
Глаза ее смотрели невинно. Она явно потешалась надо мной.
"Она совсем тронулась, — подумал я. — Ведь нельзя же так играть с огнем? Или она не понимает, что может довести меня до такого состояния, что я просто-напросто прикончу ее… Нет, она не тронулась, — ответил я сам себе. — Все сделано с твердым расчетом. Ведь она нарочно пригласила сюда Глорию".
— Нет, нет, что вы, миссис Харшоу! Я в полной форме! Может быть, только немного устал.