Нетерпеливый алхимик
Шрифт:
Разговор производил на меня тягостное впечатление: куда бы мы ни направляли поиски, чья-то злая воля становилась на нашем пути и захлопывала перед нами все двери. Мы словно брели по темному бесконечному туннелю и с каждым шагом теряли желание и силы выбраться на свет. Однако мне не хотелось признавать поражения, и, отступая, я попытался обеспечить возможность дальнейшего общения с прекрасной Надей.
— В любом случае, — вкрадчиво просил я, — мы будем вам крайне благодарны, если вы поделитесь с нами теми слухами, которые дойдут до ваших прелестных ушек — Имеющий уши да
Надя проводила нас только до дверей кабинета, чему я страшно обрадовался, так как у меня одеревенела шея от необходимости постоянно закидывать голову, чтобы видеть ее лицо. Прежде чем проститься, она обратилась к Виргинии:
— Вряд ли ты прислушаешься к моему совету, и, скорее всего, будешь права. Но, по-моему, ты упускаешь свой шанс. Правда, тело немного грубовато — должно быть, от излишней физической нагрузки и отсутствия должного ухода, однако все это поправимо, стоит лишь захотеть.
Чаморро густо покраснела, но невероятным усилием воли взяла себя в руки. Видимо, слова Нади задели ее за живое.
— Ваш телефон у меня записан, при случае позвоню, — ответила она, прикидываясь невинным агнцем. — Теперь у меня нет нужды в деньгах.
— Дай-то Бог! — грустно проговорила Надя.
Пока мы шли по коридору, в проеме боковой двери показалась юная жрица любви в купальном халате и наброшенном на голову полотенце. Не тронутое макияжем лицо дышало свежестью и казалось прозрачным. Она посмотрела на нас огромными серыми глазами, промурлыкала что-то на непонятном языке и скрылась за той же дверью, откуда появилась.
Мы простились с рыжеволосой латиноамериканкой, вошли в лифт, и я сказал:
— Чем раньше мы выкинем все это из головы, тем здоровее будем.
— Хотя у нас разные побудительные мотивы, я целиком «за», — ответила Чаморро.
Дни проходили за днями; мы без особого энтузиазма предпринимали кое-какие действия и постоянно связывались с Марченой в надежде услышать новости. Все впустую. Когда Перейра затребовал нас к себе с рапортом, нам ничего не оставалось, кроме как констатировать смерть в результате несчастного случая и предложить сдать дело в архив. Судья принял нашу аргументацию и, недолго думая, подписал постановление.
Солнечным апрельским днем мы взяли патрульную машину и отправились к Бланке Диес. По дороге ни я, ни Чаморро не проявляли особой склонности к словоохотливости. На нас тяжелым грузом давило ощущение тревоги, собственной несостоятельности и, главное, полной безысходности.
Вдова приняла нас с холодной вежливостью. Она не преминула намекнуть на срочный перевод и уже прямым текстом попросила сократить визит до минимума. По сравнению с прошлым разом я заметил кое-какие перемены. На ней были очки и открытая широкая блузка, которая позволяла среди прочих прелестей оценить по достоинству ее лилейную шейку. И еще одна немаловажная перемена: ей уже не требовалось охранять нас от ротвейлеров.
Она провела нас в ту же гостиную, и теперь ничто не мешало любоваться из окна великолепным видом залитой солнцем долины. Я, стараясь не злоупотреблять казенной лексикой, изложил ей содержание своего рапорта, уже одобренного судебными инстанциями. Бланка Диес выслушала нас с невозмутимым лицом, ни разу не прервав вопросами. Когда я закончил, она села на софу, оперлась о подлокотник и повернулась к окну. Погрузившись в свои думы, она долго держала паузу, пока у нас с Чаморро, сидевших на кончике стула с кепи в руках, не затекло от неподвижности тело.
— Прекрасно, сержант, — проговорила она наконец, избегая встречаться со мной взглядом. — Вероятно, вы сделали все от вас зависящее. Если таково ваше мнение, значит, так тому и быть.
— Не думайте, будто мы в восторге от результатов расследования, сеньора Диес, — оправдывался я. — Я совершенно не убежден в правильности принятого решения, однако не располагаю доказательствами, чтобы утверждать обратное.
Вдова медленно повернула ко мне лицо. Оно покрылось красными пятнами и блестело от слез. На секунду мне померещились языки пламени, а за ними корчившаяся в муках фигура Жанны д’Арк. От жалости у меня екнуло сердце.
— Ну что ж, буду жить в неведении, терзаясь сомнениями. Однажды вы испытаете то же самое, поскольку рано или поздно все через это проходят. И тогда поймете ту беспредельную боль, которая заполняет все мое существо, не оставляя места для других чувств. Меня уже ничто не способно ни ранить, ни оскорбить. Я его потеряла, остальное не имеет значения. И мне совершенно безразлична ваша возня вокруг его смерти.
Я не находил ответа. Чтобы сохранить лицо, иной раз лучше воздержаться от слов: как говорится, молчание — золото.
— В любом случае, — добавила вдова, вытирая слезы, — благодарю вас за хлопоты. Вы добросовестно выполнили работу и показали себя профессионалами.
На обратном пути мы остановились на смотровой площадке и зашли выпить кофе в ресторанчик под названием «Панорама Алькаррии». Он находился неподалеку от шоссе, на возвышении, откуда открывался захватывающий вид. Некоторое время мы молча любовались пейзажем, думая каждый о своем.
— Когда долго смотришь на какой-нибудь предмет, пытаясь проникнуть в его суть, то изображение сливается и становится мутным, — проговорила моя помощница. — Другими словами, не замечаешь очевидного.
— Знаю, Чаморро. Но не могу остановиться: меня не переделаешь.
Глава 7
Падший ангел
Незаметно пролетели три месяца. На смену весне пришло лето, на нас с Чаморро свалилось еще несколько трупов, и за всей этой канителью мы не заметили, как настала долгожданная пора отпусков. Однако что-то мешало нам предаться радостному предвкушению отдыха: несмотря на стремительный бег дней, засосавший нас в водоворот текущей работы, ни я, ни моя помощница не могли полностью освободиться от чувства вины перед Тринидадом Солером. Пока я занимался очередным расследованием, мне было не до него, однако по ночам или в метро перед глазами неумолимо вставало его согнутое пополам тело на грязной постели, и мною овладевало безотрадное чувство неисполненного долга.