Неучтенная планета
Шрифт:
Сидевшая среди тычинок и пестиков летучая лягушка панически завизжала, а потом хлестнула Айю по носу язычком, оснащенным стрекательными клетками. Айа с готовностью завизжала в ответ, выронила цветок, и из него моментально десантировалась целая лягушачья семья. Лягушки оценили урон, нанесенный их жилищу, и, выстроившись в шеренгу, взвалили его на спинки и полетели обратно к обочине. Там они нашли истекающий млечным соком остаток стебля, приладили к нему цветок и начали быстро-быстро гладить лапками место слома. Спустя несколько мгновений лягушачий дом стоял на прежнем месте и медленно покачивался, окутанный облаком светящейся пыльцы.
– И как тебе такое удается? – удивился Селес.
– Волдырь
Наконец нужный квадрат был найден. Перед ним дорога взбегала на довольно крутой холм, поросший мелкой густой травой. Сверху все наверняка отлично видно, подумал Селес, остановился и прикусил губу. Он искал это место так долго и столько раз представлял себе визит сюда, что теперь ему стало страшно. Ему даже снился квадрат четыре-девять-четыре-ро-один-один-восемь-один во сне, хотя вообще неолюди видят сны нечасто. Селесу мерещились то бесконечные ряды инфоконденсаторов, то музей с молчаливыми сотрудниками, то древние руины, покрытые полустершимися, но отчего-то знакомыми надписями… Один раз даже приснилась огромная яма с бэшио, разумными безголовыми змеями с Руспо-7, хотя они тут были вообще ни при чем.
– Ну? – нетерпеливо толкнула его в бок Айа. – Предмет мечтаний ждет и трепещет!
– Подожди…
– Давай уже!
Селес потоптался на месте, почесал бровь, затылок, ухо, несколько раз глубоко вздохнул и решительно уступил ей дорогу:
– Ты первая.
– Струсил!
– По правилам вежливости самку следует пропустить…
– Да понимаю я.
Айа хлопнула его по плечу, проверила, не вывалился ли опять из-за пояса крюк, ее единственное оружие, и неторопливо пошла вверх по склону.
Селес смотрел, как маленькая фигурка взбирается на холм. Вот она обозначилась силуэтом на самой вершине и неторопливо стала спускаться на ту сторону – казалось, будто Айа медленно погружается в землю.
А он прошелся туда-сюда, три раза проверил крюк, внимательно изучил свои сапоги, взъерошил волосы и наконец попытался связаться с Айей в ментальном поле.
– Не отвечает? Мне тоже, – услышал он спокойный гул ее корабля. – А твой корабль спит. Но ты не волнуйся. Вдохни поглубже, у тебя пульс зашкаливает. Давай: вдох, выдох… Могу пока поцитировать воодушевляющие банальности. Например: «Рано или поздно поиски вознаграждаются…»
В этот момент Айа снова возникла на вершине холма. Она согнулась вдвое, держась за живот, ее сотрясала крупная дрожь. Селес бросился на помощь и уже на середине подъема услышал, как Айа хрюкает и всхлипывает от смеха.
– Что там? – крикнул он.
Она открыла рот, но снова захохотала и призывно замахала руками. Селес подбежал к ней, остановился, ожидая хоть каких-то объяснений, потом выругался и помчался дальше.
За холмом обнаружился огромный овраг, залитый безжалостным светом трех лун. Он был заполнен до краев – груды скрученного исполинскими спиралями железа, холмы из кусков пластика, механизмы, от которых остался один остов, старые контейнеры, клочья упаковки и огромные кучи чего-то явно органического. В середине одиноко высился маячок, цветовой азбукой предупреждавший, что сюда лучше не садиться. Сначала Селес все это увидел, а потом в нос ему ударил выдающийся по насыщенности и богатству оттенков запах.
Айа выла и стонала от хохота, колотя себя кулаками по коленям. Она забыла о своей ране, и на комбинезоне оставались кровавые следы. Наконец, восторженно булькнув пару раз напоследок, Айа выдохнула:
– Это свалка! Помойка! Здорово же они тебя накололи! Следы пребывания… Неизученные образцы… Памятник культуры… Свалка!
Селес был уничтожен, раздавлен, размазан тонким слоем по поверхности проклятой планеты проклятых морфов, этих выкидышей эволюции, сохранившихся лишь по какому-то недоразумению. Зато у них хотя бы была эволюция, была история, им ничего не приходилось искать на ощупь, и теперь они глумились над Селесом, гогоча, показывая на него ложноножками и принимая оскорбительные формы, а он люто их ненавидел…
Перед глазами все слилось в раздражающе многоцветное марево, пульс оглушительно загрохотал в ушах, и спустя секунду Селес вообще перестал что-либо соображать. Он выхватил из-за пояса крюк, закрутил его в руке так, что он превратился в сверкающий серебристый диск, и с ревом бросился вниз, мимо успевшей вовремя отпрыгнуть Айи. Все еще хихикая и вытирая с ресниц слезы, она устроилась поудобнее и стала наблюдать, как Селес с неправдоподобной скоростью мечется среди груд мусора, вертящимся крюком измельчая их в крошево, словно разгневанная и пребывающая в полном отчаянии мясорубка.
Глава вторая,
в которой не происходит ничего интересного, но выясняется, насколько многолико предательство
– Се-елес. Селес, чтоб тебя. Селес?
Айа успокаивающе похлопывала его по плечу. Селес сидел на земле и тяжело, шумно дышал, а его зрачки напоминали две точки от булавочных уколов. Пока он мало что мог понимать, поэтому она злорадствовала от души.
– Поверил, понесся, молодец. Скажи еще спасибо, что это не выгребная все-таки яма. Я тебе говорила, что ничего ты не найдешь? Говорила. Говорила, что это как сомика-невидимку без сачка ловить в аквариуме, из которого его давно выплеснули? Говорила. И корабль тебе говорил, и все тебе говорили. Нет, полетели: а вдруг?.. – Айа задрала и без того короткий нос и томно закатила глаза, пытаясь изобразить торжественную серьезность: – История! Прошлое!.. Зависть – это плохо, Селес. Подумаешь, прошлое у них есть. А у нас зато…
– Я все слышу, и у меня болит голова, – неожиданно пробормотал он.
– А у меня рука. – Айа приподняла лист, прилепленный к порезу: – Красиво?
– Прекрасно.
Селес бросил тоскливый взгляд в сторону свалки, изучил свой крюк, похрустел суставами.
– Я никого не убил?
– Некого было – ты, кстати, стал ускоряться даже чаще, чем я. Может, тебе…
– Ускоряться чаще, чем ты, невозможно.
Темы для разговора закончились, и утомленные пришельцы притихли, наблюдая за продолжающимся парадом лун. Айа оперлась локтем о колено Селеса, не заметив этого. Он, тоже машинально, выпутывал из ее волос веточку – просто потому, что его раздражало это случайно попавшееся под пальцы постороннее включение в однородной пушистой массе. Такие рассеянные действия люди, задумавшись, обычно совершают с давно знакомыми неодушевленными предметами. Айа и Селес были давно знакомыми одушевленными предметами. Сейчас, впрочем, они скорее походили на маленьких детей, завороженных красотой видеообразов в познавательной инфосетевой программе, которую их заставили смотреть для общего развития.
– А на лунах у них кто-нибудь живет? – почему-то шепотом спросила Айа.
– На большой вроде бы добывают какие-то полезные ископаемые. Инто, большая луна называется Инто, я вспомнил. А на Тилевериссо, это синяя, – научная станция, я ее заметил, когда мы пролетали мимо… Про третью не знаю, надо уточнить.
Она промолчала, даже не посмеялась, как обычно, над дотошностью Селеса. А потом вздохнула:
– Издалека планеты все-таки красивые. И зачем всех обязательно тянет спуститься, любовались бы так. Это же все равно что разглядывать траншейные картины на дюнах Орето с поверхности, а не с воздуха, никакого смысла…