Неудача Кунцевича
Шрифт:
– Арвид Густавович, а за что вы судились в четвертом году?
Эстляндец скривился:
– В ресторане не заплатил.
– Вот-с! Жадность вас тогда погубила и теперь погубит! Ступайте.
Глава 4
Проклятая наука
– Премерзейшее дело! – Гудилович раскрыл картонную папку и достал несколько скрепленных металлической скрепкой листов бумаги. – Вот-с, полюбуйтесь.
– Что это? – спросил, беря в руки листы, Кунцевич.
– Да я хотел как лучше, а получилось – хуже некуда. Эстляндец наш так и не сознался, вот я и решил при помощи науки к стенке его прижать. Назначил в наш недавно открытый кабинет научно-судебной экспертизы [15] научно-судебную экспертизу и поставил на разрешение экспертов два вопроса: первый – по найденным в теле Любовского, в дверном косяке и в жилетном кармане пулям решить, были ли произведены выстрелы из револьвера, изъятого в квартире Варберга, или из иного оружия; и второй – решить, были ли эти пули выпущены из одного оружия или из разных. Думал, получу заключение – и ни один адвокат убийце не поможет. А оказалось – сам себе лишнюю головную боль устроил. Извольте прочитать, и все вам станет ясно. Читайте прямо выводы.
15
Здесь автор грешит против исторической истины. Первый в России кабинет научно-судебной экспертизы при Санкт-Петербургской судебной палате был открыт почти через год после описываемых событий – в декабре 1912 года.
Надворный советник погрузился в чтение и вскоре узнал, что, исходя из характера обнаруженных на пулях выпуклых продольных следов, оставленных нарезками ствола, и их количества, представленные на исследование снаряды никак не могли быть выпущены из «велодога» Варберга.
– А вы уверены, что этот, как его… – надворный советник заглянул в заключение, – Сальков не ошибся?
– Известный специалист, да и выводы свои хорошо обосновывает. Вот, извольте взглянуть – фотографии, тут даже микросъемка имеется. Но это полбеды.
– Как вас прикажете понимать?
– А так, что вчера в столицу явилась одна близкая знакомая покойного и привезла с собой вот это письмецо, – следователь достал из папки еще один лист бумаги. – Любовский отправил его накануне своей смерти. Он пишет, что невзгодам их пришел конец, что как только он вернется, они сразу поедут в Ниццу, так как… Где это… – следователь пробежал письмо глазами, – а, вот: «…получил я, Верочка, старый долг. Получил, правда, покамест только половину, но скоро принесут вторую. Будем иметь с тобой две тысячи годового дохода, да и именье, я надеюсь, станет деньги приносить, агроном уж больно хорош, судя по рекомендациям…»
– Две тысячи? Получается, ему пятьдесят тысяч были должны [16] !
– Получается, так. А при покойном только 196 рублей обнаружили, да две тысячи у Варберга нашли. Где еще сорок семь восемьсот четыре?
– Надо квартиру эстляндца повторно обыскать!
– Обыскивайте, обыскивайте, постановление я напишу. Только не верю я, что вы там чего-нибудь найдете.
– Поищем. Я надеюсь, вы Варберга отпускать не собираетесь?
– Нет, не собираюсь. Пусть его присяжные отпускают, коли сочтут нужным. Но поискать вам придется.
16
Наиболее безопасным вложением капитала в ту пору была покупка государственных процентных бумаг, дававших четыре процента годового дохода. А на 150–200 рублей в месяц в сельской местности, да при наличии собственного дома, можно было вести весьма сносное существование.
Мечислав Николаевич откланялся, спустился на первый этаж окружного суда, но, что-то вспомнив, поспешил назад.
– Казимир Владиславыч, а на вещи покойного можно взглянуть?
– Сделайте милость. Да там вещей-то, почитай, и нет – платье, белье да пара книжек. Он, кстати, «Уложение о наказаниях» читал. Зачем оно ему понадобилось?
Служитель принес чемодан, и надворный советник приступил к осмотру. Он пощупал пальто и сюртук, осмотрел рубашки и брюки, полистал книги – затертую, в засаленной обложке «В долинах и на высях Болгарии» Грекова и новенькое «Уложение» под редакцией профессора Таганцева. Эта книжка раскрылась на первой главе одиннадцатого раздела, устанавливающей ответственность за преступления против союза брачного. Статья 1554 была обведена в карандашный кружок. «…Если, однако ж, доказано, что лицо, обязанное прежним супружеством, скрыло сие для вступления в новый противозаконный брак и объявило себя свободным, – прочитал чиновник для поручений обведенные карандашом строки, – то виновный в сем подвергается лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения на время от четырех до пяти лет… Он сверх того, во всяком случае предается церковному покаянию». Слова «от четырех до пяти лет» и «церковному покаянию» были подчеркнуты тем же карандашом и после них стояли восклицательные знаки.
– Казимир Владиславович, мне надобно поговорить с сожительницей покойного.
Вечером Кунцевич докладывал начальству:
– Намучился я с сожительницей убиенного, ваше высокородие, уж больно она переживает. Задашь вопрос, начинает отвечать, и довольно толково, но пяти минут не проходит – в слезы. Поплачет, успокоится, соберется, начнет рассказывать – и опять! Два часа я с ней провозился, а узнать, почитай, ничего и не узнал. Покойный из дворян, родился в Москве, кончил шесть классов Первой московской гимназии и семнадцати лет поступил на военную службу вольноопределяющимся, выслужил офицерский чин, участвовал в турецкой войне, а по ее окончании служил в администрации князя Дондукова-Корсакова [17] . Правда, недолго – через полгода вышел в отставку, вернулся в Москву, служил в банке до той поры, пока не унаследовал имение в Смоленской губернии. Это случилось пять лет назад. К тому времени Дмитрий Иванович уже сожительствовал с вдовой Верой Николаевной Чариковой. Они уехали в имение, но обогатиться на этом поприще у покойного не получилось. В сельском хозяйстве он ничего не соображал, прежний управляющий и мужики его обманывали и в конце концов привели почти что к разорению. Вот Дмитрий Иванович и отправился в столицу на поиски специалиста. Нашел на свою голову…
17
Князь А.М. Дондуков-Корсаков был российским императорским комиссаром в Болгарии – главой российской администрации, управлявшей княжеством с мая 1878 по июль 1879 года.
– То есть сомнений в виновности Варберга у вас не возникло?
– Возникли, Владимир Гаврилович. Черт дернул этого Гудиловича экспертизы назначать! Присяжный сразу за нее зацепится, и револьвер вместо доказательства обвинения превратится в доказательство защиты. А у нас других доказательств считай, что и нет! Факт посещения квартиры в день убийства Варберг не отрицает, более того, в мошенничестве сознается!
– Вот и осудят его за мошенничество. А по убийству оправдают, как пить дать оправдают. Надобно копать, Мечислав Николаевич, а то влетит нам. Что предлагаете?
– Беспокоит меня этот долг в пятьдесят тысяч. За такие деньги кого угодно жизни лишить можно. Но вот что интересно. Любовский из небогатой семьи, жил, как утверждает вдова, только на жалование, крупного наследства не получал… Вдова была очень удивлена, что ее невенчанный супруг одолжил кому-то такую сумму.
– К чему вы клоните?
– А уж не шантажом ли он эти деньги получил? И не за это его на тот свет отправили?
Филиппов почесал мочку уха:
– Вполне может быть.
– А подчеркнутая статья в «Уложении»? – стал развивать свою мысль Кунцевич. – Что, если он уличил кого-то из своих давних знакомых в двоебрачии? Попросил за это денег, получил 25 тысяч, вошел во вкус и потребовал еще, а двоеженец больше платить не мог или не хотел…
– Или двоемужница, – задумчиво проговорил Филиппов.
– Или так.
– Может быть, может быть… Черт, проклятая наука! Дело практически раскрыли, и на тебе! Где же нам теперь искать этого двоебрачного?
Глава 5
Дерзкий побег убийцы. Или не убийцы?
«Петербургский листок № 20 от 21.01.1912 г.
Дерзкий побег убийцы.
Читатели помнят выдающееся преступление на Спасской улице, где Варберг застрелил с целью грабежа смоленского помещика господина Любовского. Мещанин Арвид Варберг уже находился в доме предварительного заключения в «одиночной». Здесь ему удалось познакомиться с одним из рыцарей преступной индустрии мещ. Львом Сосно. И надумали они бежать. Ловкими маневрами им удалось очутиться в одной камере. Было 3 часа ночи вчера, 20 Января. Тюрьма спала. Часовые дремали. Варберг и Сосно тихо и терпеливо начали пилить решетки у окон своей камеры. И железо дрогнуло. Свобода… Дерзкие арестанты очутились на подоконнике. А предварительно они толстым жгутом связали свои простыни. Арестанты осторожно поднялись по водосточной трубе на крышу тюремного здания. Как кошки, прокрались они к фасаду на двор окружного суда. Привязали жгут к трубе. Варберг первый полез вниз. Он спустился и скрылся. Сосно за ним, но сорвался и грузно упал вниз. Он сломал ногу. Прощай, свобода и новая преступная жизнь… Его стоны привлекли внимание сторожей. Поднялся переполох. Началась ловля. Но без результатов. Раненого увезли в тюремную больницу. Варберг пока не разыскан».
После утреннего совещания Филиппов попросил Кунцевича задержаться.
– Следователь говорит, что теперь Варберга ни один присяжный не спасет, мол, невинные из тюрем не бегают! – Филиппов откинулся на спинку стула и выпустил струйку табачного дыма. – Да-с. Осталось только его найти. Какие будут мысли на сей счет, Мечислав Николаевич?
– Кой-какие мыслишки есть, Владимир Гаврилович, вот только не уверен я насчет того, что невиновные не бегают. Бегают, и еще как.
– Ну, следователю виднее, кто виновен, а кто нет. А наша задача – исполнить его поручение и отыскать беглеца. Поэтому-то я вас и спрашиваю, что вы на этом поприще сделали?