Неудачная реинкарнация
Шрифт:
— Хорошая у вас школа! — сказал младший Серый, проходя в зал. — Дверь в выходной открыта, на вахте не рычат…
— Сейчас начнём репетицию, чтоб выкинули лишнее из головы! — разозлился он.
— Да запросто! По сравнению с тем, как трудно обычно пройти в школу, танцы твои сумасшедшие с сальто вперемешку — просто семечки…
Подошли запоздавшие «яростные барабанщики и неистовые трубачи». Начали выражать удивление по поводу…
— Мы начнём сегодня или нет?! — рявкнул он.
Решили начинать. Но тут Олеся Михеевна смущённо огляделась, вышла на сцену — и одним движением сняла юбку. Для этого, оказывается, достаточно было расстегнуть пуговицу…
— Что не так? — забеспокоилась учительница и поправила коротенькие шорты. — У меня же туфли спортивные…
— И не надо так завидовать, Милочка, — сделала замечание девочке Нинель Сергеевна. — Вот это и есть настоящая женская красота. А ты у нас пока что кошка тощенькая.
Он безнадёжно вздохнул, взял барабан и выдал оглушительную дробь. Началась разминка, но ребята все косили непроизвольно глазами… Ну непривычно им, чтоб учительница на сцене скидывала юбку! Блин, и ведь сам попросил Олесю быть дублёршей танцовщице-прима! И не то чтобы подзабыл, что женщины из любого действа устроят соревнование. Наоборот, на соревновательность и рассчитывал. Но… нельзя же вот так: то в длинной юбке, а потом раз — и совсем без! У нынешних подростков, говорят, сердце нестабильно работает из-за акселерации, окочуриться можно при таких испытаниях! Все же осталась некая сумасшедшинка в Олесе после того приключения. Отчего она, кстати, стала живой, настоящей и очень непосредственной девушкой. То есть — в учителя больше не годится. В артисты — очень даже да, а в учителя — уже нет… Вот Нинель Сергеевна — иное дело!
Через два часа он понял, что большего со своей группы не получит. На бёдрах Олеси потихоньку проявлялись синяки. Парочка, что побольше — это Марусюк её уронил с поддержки. Вниз головой. Многочисленные мелкие — от его пальцев, когда парень наконец осознал, что держит в своих руках жизнь девушки. В прямом смысле. Вот тогда у него и проявился стальной хват! И отучится от него ой как нескоро. Бедная Олеся, бедные её бедра… Гимнастка-танцовщица-красавица Мила украдкой вытирала злые слезы. Ей здорово досталось за несинхронность. Она же — Тень! Его Тень! И должна следовать в точности за его движениями! И ведь показал же сначала: примитивнейшее полусальто назад с перекатом в нижнюю стойку, а потом!..
Он опомнился, устыдился и извиняюще положил руку на плечо девочке. Может, он чего-то не учёл. Может, дело в том, что прыгали на голый пол? Тут любой замешкался бы.
— Та ладно! — криво усмехнулась она. — Я на себя злюсь. И с чего я взяла, что лучшая акробатка города?
— Вован, ты говорил, это народное творчество! — прохрипел Серый. — Я думал, хороводы…
«Неистовые трубачи» истерически хихикнули. Они тоже думали что-то похожее!
А он вдруг озадачился. Действительно, почему фольклор считается простым? Потому что и есть простой? Хороводы, частушки, песенки на три ноты? Но ведь неправда! Кто-то же прошёлся безжалостной рукой по наследию прошлого, уничтожил под корень героическое, и осталось… что? «Ручеёк»? «Во поле берёза»? «А мы просо сеяли»? А где бешеные воинские пляски, где головокружительные соревнования инициаций, где соперничество и страсть юности?! Где тот водоворот музыки, танца, неистовых чувств, привычно окружающий его во всех мирах?! Нет, традиция не утеряна… её убили! Знать бы, кто. И зачем. А, Творче? Нет ответа…
— А вот это, ребята, и есть народное творчество, — вздохнул он. — Настоящее. И народ вот таким и должен быть, чтоб отстоять себя… а нам, так вышло, делать первый шаг. Снова. Самый первый. Самый маленький — но шажок… В общем, я вам не завидую.
Большего он решил им пока что не говорить. Не поймут ведь. Не поверят, что с якобы фольклорного ансамбля может начаться Путь. Пока что не поверят. Для них танцы — по определению нечто несерьёзное. Ну-ну… интересно, а здесь знают, что национальные движения с фольклорных ансамблей и начинаются?
Он оставил побратимов осознавать услышанное, а сам отправился бродить по тихой школе. Прямо сегодня нужно было сделать ещё кое-что.
Он нашёл её в кабинете. Нинель Сергеевна, устало потирая глаза, проверяла бесчисленные тетради, составляла планы уроков… Что же у неё произошло дома, что и в выходной работает в школе?
— Нинель Сергеевна, мне очень нужна ваша помощь, — неловко сказал он. — Мы… не справимся без вас.
— Танцевать, что ли?
— Хуже, — честно сказал он. — Руководить.
Учительница удивлённо приподняла бровь.
— Ансамблю скоро выходить на публику, — пробормотал он. — Кто-то же должен организовать костюмерную, ругать за опоздания, арендовать зал, с билетами договариваться, свет ставить, автобус заказывать, афиши… печатать…
Он говорил и видел, как становится всё более нерешительным лицо женщины. Блин, и ведь не соврёшь. Побратимам не лгут! — …а для начала хотя бы договориться, чтоб нас технички пускали в актовый зал, — упавшим голосом закончил он. — На Олесю надежды нет, она учительница никудышная… но вы-то — настоящий педагог, сможете приказать без применения силы… не могу же я каждый раз стекла бить…
— Ох ты змей елейный! — покачала головой Нинель Сергеевна. — Но стекла — это да, это ты зря. Был же прямой запрет директора на ваши репетиции. Так что ничего у вас не выйдет. С техничкой никому не совладать, это я тебе как педагог заявляю!
— Справлюсь, — уверенно сказал он. — Я… организовывал профсоюзные войны.
Он угрюмо улыбнулся, вспомнив, с чего эти войны начались. Тоже ведь с пустяка: просто зашли в начальственный кабинет, куда их не пускали — и покатилось…
Она осторожно поднялась и подошла совсем близко. Совсем как Олеся. Только духи она использовала другие. Очень тонкие, почти что неуловимые.
— Пока ты… — сказала она тихо, — пока ты хамил и пошлил — на тебя не обращали внимания… но разбить стекло — это проявление силы, это вызов… Будь готовым к тому, что на вызов ответят… а наличие силы — проверят…
— Помогите мне сделать первые шаги, — жалобно сказал он. — Я вас очень прошу. В мире взрослых я — никто… пока что…
Женщина помолчала в задумчивости. В глубине души она чувствовала, что должна дать согласие не на управление ансамблем, а на что-то несоизмеримо большее. Он не сказал ей всей правды — но и обмануть не смог. Что поделать — женщина! Да ещё и учительница. Настоящая, в отличие от Олеси.
— Значит, в мире взрослых ты никто? — повторила она недоверчиво. — Ох ты ж и змей елейный…
Женщина отступила на шаг. Подцепила пальчиками края строгой форменной юбки и присела в низком изящном реверансе.
— Согласна, мой повелитель, — серьёзно сказала она.
Он ошеломлённо заглянул в её глаза. Ну надо же — действительно серьёзна! Только где-то в глубине — насмешка. Насмешка… над собой? Что ж… вот и Нинель Сергеевна смогла его удивить! Творче, да что же за семейная жизнь у этих женщин, что их вот так корёжит?!