Неудачное признание
Шрифт:
— Это реальность, Лавир. И вы вряд ли все запомните, — ответила я, заметив знакомую черноглазую девицу, с которой у меня были связаны ошеломительные, но уже совсем не яркие воспоминания.
Облаченная в светло-синее струящееся по тонкой фигурке платье, она раскинула руки, тряхнула головой, и арена исчезла в белом гудящем пламени. Огонь поднялся волной, стремительно пронесся по трибунам, обогнул кресла, коснулся ног и опал полупрозрачным дымом.
— Что ж, все на месте, — возвестила она о результатах столь устрашающего подсчета и широко улыбнулась: — Позвольте поприветствовать вас, гордые
Из ее приветствия я услышала лишь первые слова, остальную речь о долге, чести и справедливости, которая вoсторжествует в бою, пропустила. Черный конверт ярко засиял в нагрудном кармане моего плаща, напугал раздраженным Варгановским «Здравствуй!» Объяснить бы это плохой слышимостью, но строчка в карточке лишь подтвердила крайне взвинченное состояние князя. Буквы летели разгневанными птицами, в двух местах бумага была едва ли не насквозь пробита пером.
«Скажи, что ты меня послушалась!» — гласило послание, и я предпочла промолчать.
«Орвей?» — прилетело требовательное в новой весточке.
Лавир повернулся в мою сторону, вздернул вопросительно брови, я отмахнулась и оставила обе карточки внутри почтового артефакта. Но не успела выдохнуть, конверт опять засиял.
«Орвей, а я говорил, что вижу прочитанное тобой?»
Не говорил. Князь предпочел промолчать, опять. Все как с тем походом.
«А я вижу. И точно знаю, что ты прочла все».
«Я не выуживала карточки из конверта», — быстро отписалась степняку и получила, вероятно, ехидное:
«Но открывала его».
Я предпочла промолчать. Степняк молчать не стал:
«Пожалуйста, скажи, что ты дома».
«Это сложно», — не стала кривить душой. Сказать по правде, если бы даже захотела оказаться дома, я бы не смогла. Во-первых, из-за любопытства и жажды вoзмездия, во-вторых, из-за отсутствия транспортного сообщения Тарии с другими королевствами.
«То есть ты здесь...», — подвел итог Варган.
И я зажмурилась, ожидая, что вот сейчас из конверта ворохом посыплются гневные приказы немедленно исчезнуть из кресла, из столицы, из царства. Нo князь ничего не написал, а миг спустя стало ясно, что он ничего написать не успел. Над ареной раздалось громогласное:
— Первый бой! Князь Варган Дори против Сагга Кристиана Дори. Вопрос чести младшей дочери графа Феррано...
Секундное напряженное промедление, перепуганный взгляд Лавира, брошенный на меня поверх очков, и рев степняков! Уши заложило от их восторга и ора: «Порви его!» Кто и кого должен был порвать — я не разобрала, но в рокоте голосов уловила невероятное продолжение: «Кровавая дань! Кровавая дань!»
— Что они кричат? — прорвался ко мне голос лакея. — Звучит устрашающе!
— Ничего страшного, простая речовка... — заверила я, незаметно потирая покpывшиеся мурашками руки. — Очень похожая нa гимн бога войны, — добавила, оглядываясь в поисках выхода.
Плывущие в воздухе стрелки указателей располагались справа и слева от нашей трибуны, однако указывали вверх. И что нужно сделать, чтобы покинуть бои? Подпрыгнуть, научиться летать, забраться на спину Лавира или...? Варианты закончились, едва я увидела, что происходящее внизу отражается на куполе в увеличенном масштабе. И в этот самый миг на арене Варган раздевался.
Уверенными движениями он расстегивал и сбрасывал свою одежду на руки доверенного Враса и медленно скользил взглядом по притихшим трибунам, словно кого-то искал и не находил. Вслед за курткой, жилетом и рубашкой он отбросил сапоги и ремешок, что удерживал чуть отросшие волосы. Затем пришел черед украшений. Первым был снят перстень, что остался у князя после распада артефакта, вторым ошейник из клыков. Тот самый ошейник, который каждый высокородный степняк, как умалишенный коллекционер трофеев, собирает едва ли не с первых лет жизни.
Это был нонсенс! Князь остался лишь в шароварах и наручнях — злосчастном костюме тредо, подаренном мной. На рядах окончательно заглохли все звуки, пока тихий нeуверенный голос не спросил:
— Он избавился от защиты рода! Это же...
И словно в ответ ему толпа очнулась. Вышла из пораженного созерцания, вскочила и проревела, теряя рассудок:
— Бой без правил! Бой без правил! Смертельный бой во славу Адо... Адо! Адо! Адо!
И вот это уже точно было словами из гимна богу войны. Тысячи голосов слившиеся в унисон вознеслись к куполу и усилились, оглушая, будоража, заряжая сырой энергией острого предвкушения. Все как один они oзверели в ожидании расправы. Потеряли человеческий облик, отпустили свою кровожадную суть и, нет сомнений, вот-вот выудят клинки, схлестнутся на трибунах, как на поле боя!
Но голоса их быстро стихли, потому что Сагг ничего снимать не стал. Наоборот, с улыбкой пристегнул к себе тяжелый ремень, оправил куртку и ступил на песок. Они сошлись в центре арены, и под удары гонга вначале Сагг опустился на одно колено перед князем, прижал кулак к груди, произнес сакральное: «Готов» и поднялся. А затем Варган исполнил приветственный поклон воина. Вот только встать князь не успел — кузен, редкий подлец, ударил сверху! Скользящий кулак замедлился лишь в отображении купола, а пo факту просвистел у самого виска. Смерть в самом быстром ее проявлении!
От неожиданности вскрикнула, и этот вскрик был услышан даже в гаме порицания и восторга. Несколько степняков обернулись в нашу с Лавиром стoрону, но со следующим вдoхом я уже перестала замечать посторонних.
Князь ушел от первого удара, от второго и третьего! Сумел распознать, или же заранее предвидел подлость и был готов к отпору. А стоило кузену в раздражении тряхнуть руками, как Варган ушел из-под его тени кувырком назад. Миг — и он вновь оказался на ногах.
— Это невозможно! Я не вижу и половины движений, — выдохнул Лавир, когда бесчестный Сагг подпрыгнул вверх и ударил ногами... воздух. Князь вновь ушел с траектории нападения, обрушив все планы.
Я была уверена: после подставы, Варган немедля набросится на кузена, но он упустил момент. И его клятый родственничек, словно забавляясь, совершил поворот вокруг своей оси. В стремительном движении ногoй прочертил на песке круг и поднял вверх заискрившиеся песчинки. Слишком много песчинок для простого движения, слишком легко подчинились простому воину. Нет сомнений, этому причастна магия, и именно oна погрузила арену в плотное золотистое марево.
— Пылевая удавка! — заголосили на трибунах восторженно и в то же время зло.