Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева
Шрифт:
Использование традиционной русской символики и потворство антисемитизму, с одной стороны, помогали манипулировать массами, но с другой стороны, порождали неизбежное противодействие и в долгосрочном плане заключали в себе серьезную угрозу для режима. В то время как русские люди восхваляли великого вождя, представители других национальностей, к примеру украинцы, чувствовали себя уязвленными и даже оскорбленными. Противоречие между идеологией «пролетарского интернационализма» и откровенно националистической пропагандой порождало сомнения. Проявления государственного антисемитизма пошатнули веру многих руководителей и общественных деятелей, евреев и неевреев, в мудрость власти. Чем больше Сталин манипулировал национальными чувствами людей, тем больше появлялось скрытых очагов напряжения в советской бюрократии и обществе. Разрушительные последствия этого для коммунистической власти проявились значительно позже {36} .
Еще один фактор скреплял узы, связывающие кремлевского вождя с советскими руководителями: это был разделяемый элитами великодержавный шовинизм и поддержка ими внешней экспансии. После победы под Сталинградом Советский Союз стал играть ведущую роль в коалиции великих держав, и эта роль вскружила головы многим представителям советской номенклатуры. Даже старые большевики, видные дипломаты
Георгий Димитров, занимавший должность генерального секретаря Коминтерна до его роспуска в 1943 г., а затем назначенный завотделом международной информации ЦК ВКП(б), полагал, что Красная армия является более важным инструментом истории, чем революционные движения. В конце июля 1945 г., когда проходила Потсдамская конференция глав правительств СССР, США и Великобритании, Димитров и его заместитель Александр Панюшкин писали Сталину и Молотову: «Положение в странах Ближнего Востока, приобретающих все большее значение в современных международных условиях, настоятельно требует нашего пристального внимания, активного изучения обстановки в этих странах и организации соответствующих мероприятий в интересах нашего государства». Димитров и Панюшкин предлагали «увеличить штаты миссий в этих странах и полностью укомплектовать их подготовленным составом арабистов» {39} . Дух «социалистического империализма», витавший среди советских руководителей высшего и среднего звена, совпадал с намерениями и честолюбивыми замыслами самого Сталина. Подобные настроения оказались на руку кремлевскому вождю, и он в послевоенное время продолжил преобразование Советского Союза в военную сверхдержаву.
Сталин пустил в оборот тезис о том, что все славянские народы должны создать союз, дабы в будущем вместе противостоять немецкой угрозе. Эти слова находили громадный отклик среди русской части советской элиты. Нарком танковой промышленности Вячеслав Малышев слышал на приеме в Кремле в марте 1945 г., как Сталин назвал себя новым «славянофилом-ленинцем», и записал в своем дневнике: «Целая программа на многие годы». Новая трактовка идеи панславизма, заимствованной из дореволюционных источников, находила большую поддержку среди русских должностных лиц. Генерал-лейтенант Александр Гундоров, возглавлявший Всеславянский комитет, организацию, созданную в годы войны для связи с антифашистскими движениями в оккупированных Германией славянских странах Европы, планировал созвать Первый Всеславянский конгресс в начале 1946 г. Он заверял Политбюро в том, что многочисленное «новое движение славянских народов» уже существует. Леонид Баранов, курировавший работу Всеславянского комитета в ЦК партии, называл русский народ «старшим братом» польского. Молотов до конца своих дней полагал, что русские — единственный народ с «каким-то внутренним чутьем», способный на то, чтобы строить социализм с «размахом, в мировом масштабе». В мышлении значительной части русских чиновников и военных стремление расширить границы советского государства и его влияние в мире все больше отдавало традиционным для царской России великодержавным шовинизмом {40} .
Для большого числа советских военачальников и других высокопоставленных чиновных лиц, оказавшихся на занятых советской армией территориях Европы, империализм обретал вполне зримое корыстное воплощение. Отбросив в сторону большевистский кодекс, предписывавший личную скромность и отвращение к частной собственности, они вели себя словно испанские конкистадоры в погоне за военными трофеями. Дача маршала Георгия Жукова под Москвой стали походить на музей редких мехов и фарфора, живописи, изделий из золота, бархата и шелка. Маршал авиации Александр Голованов забрал себе все, что находилось на загородной вилле Геббельса, и самолетом отправил в Советский Союз. Уполномоченный НКВД в Германии Иван Серов, по некоторым данным, присвоил запрятанный нацистами клад, в котором находилась корона короля Бельгии {41} . Остальные советские маршалы, генералы и начальники спецслужб отправляли домой самолеты и поезда, доверху забитые дамским бельем, столовым серебром и мебелью, а также золотыми изделиями, антиквариатом и живописью. В течение первых месяцев, пока царила неразбериха, советские командиры и гражданские чиновники вывезли из Германии 100 тыс. железнодорожных вагонов с различными «строительными материалами» и «домашней утварью». Среди этой утвари было 60 тыс. роялей, 459 тыс. радиоприемников, 188 тыс. ковров, почти 1 млн. «предметов мебели», 264 тыс. настенных и напольных часов, 6 тыс. вагонов с бумагой, 588 вагонов с фарфором и другой столовой посудой. Сюда же входило 3,3 млн. пар обуви, 1,2 млн. единиц верхней одежды, 1 млн. головных уборов, а также 7,1 млн. курток, платьев, рубашек и предметов нижнего белья. Для советских людей Германия превратилась в гигантскую барахолку, где они брали бесплатно все, что хотели {42} .
Даже те советские руководители, кто не отличался личной алчностью, считали, что огромные страдания и жертвы Советского Союза в войну должны быть в достаточной мере компенсированы Германией и ее союзниками. Иван Майский, возглавлявший специальную комиссию по военным репарациям, записал в своем дневнике, пока ехал в феврале 1945 г. по территории России и Украины в Ялту, где проходила конференция лидеров стран коалиции: «Следы войны и вдоль всего пути: справа и слева разрушенные здания, исковерканные пути, сожженные деревни, поломанные водокачки, кучи кирпича, взорванные мосты». Во время переговоров с западными союзниками Майский ссылался на страдания советского народа как на один из аргументов в пользу того, чтобы брать с Германии более высокие репарации и вывезти немецкое промышленное оборудование в Советский Союз {43} . Некоторые советские граждане даже полагали, что СССР кровью миллионов купил себе право иметь сферы влияния и захватывать чужие территории. Так, например, секретные сотрудники органов безопасности в Ленинграде в своем донесении передают слова, сказанные одним профессором философии: «Я не шовинист, но вопрос о территории Польши и вопрос о наших отношениях с соседями очень меня беспокоит после всех потерь, которые мы понесли в войне». Позднее этот тезис станет весьма широко использоваться в качестве оправдания советского господства в Восточной Европе и территориальных претензий к соседним странам {44} .
Историк Юрий Слезкин сравнил сталинский Советский Союз с «коммуналкой», где все главные («титульные») нации имеют в своем распоряжении отдельные «комнаты», но также и «заведения общего пользования» — армию, органы безопасности и внешнюю политику {45} . И в самом деле, руководители национальных республик вели себя точно так же, как обитатели настоящих советских коммунальных квартир, пряча за демонстрацией приверженности духу коллективизма свои частные интересы. По сути, победа во Второй мировой войне стала для руководства этих республик удобным моментом для расширения своих владений за счет соседей. Партийным лидерам Украины, Белоруссии, Грузии, Армении и Азербайджана тоже не терпелось поживиться чужими территориями — их, так же как и русское начальство, вдохновляли националистические устремления. Среди партийной номенклатуры самую значительную по численности и влиятельности группу, после русских, составляли украинцы. Они ликовали, когда в 1939 г., после подписания пакта с нацистской Германией, Западная Украина вошла в состав СССР. В 1945 г. Сталин, аннексировав Карпатскую Украину у Венгрии и Северную Буковину у Румынии, так же присоединил их к Советской Украине. Несмотря на множество ужасных преступлений, совершенных сталинским режимом против украинского народа, украинское партийное руководство боготворило Сталина, считая его собирателем украинских земель. Кремлевский вождь сознательно поддерживал эти настроения. Однажды, разглядывая послевоенную карту СССР в присутствии руководителей разных республик, Сталин с удовлетворением отметил, что он «вернул» Украине и Белоруссии «их исторические земли», которые находились под иностранным владычеством {46} .
Руководители Армении, Азербайджана и Грузии не имели возможности открыто лоббировать свои националистические интересы. Однако ничто не мешало им продвигать эти интересы в рамках задачи построения великой советской державы. После того как советские войска достигли западных границ СССР и осуществили «воссоединение» Украины и Белоруссии, власти Грузии, Армении и Азербайджана начали вслух высказывать мысль о необходимости воспользоваться благоприятной возможностью и вернуть «земли предков», находящиеся во владении Турции и Ирана, чтобы объединиться со своими кровными братьями, живущими на этих территориях. Уже в 1970-е гг. Молотов вспоминал, что в 1945 г. руководители Советского Азербайджана хотели «увеличить их республику почти в два раза за счет Ирана. У нас была попытка, кроме этого, потребовать район, примыкающий к Батуми, потому что в этом турецком районе было когда-то грузинское население. Азербайджанцы хотели азербайджанскую часть захватить, а грузины — свою. И армянам хотели Арарат отдать» {47} . Архивные материалы ясно свидетельствуют о том, что долгосрочные замыслы Сталина успешно сочетались с национальными устремлениями партийных лидеров советских республик Закавказья (см. главу 2).
Экспансионистские и великодержавные настроения советских элит, как русских, так и нерусских, их планы расширения сфер влияния и захвата территорий порождали ту энергию, которая работала на сталинский проект послевоенного утверждения СССР в качестве мировой державы. Эта энергия при ином состоянии умов могла быть направлена на внутреннюю работу, на улучшение жизни людей. Чем больше партийные и государственные верхи поддерживали внешнюю экспансию и участвовали в разграблении Германии, тем легче было Сталину ими повелевать.
Советский Союз и Соединенные Штаты
Вторжение Гитлера в СССР 22 июня 1941 г. и нападение Японии на США 7 декабря 1941 г. впервые в истории свели вместе две страны, до этого далекие друг от друга. Советский Союз приобрел могучего и богатого союзника. Стратегическими партнерами Сталина в союзе против держав «Оси» стали Франклин Делано Рузвельт и его команда прогрессивных реформаторов, осуществивших «Новый курс». Никогда еще у советской власти не было таких щедрых партнеров. В самый тяжелый для СССР момент войны, когда немецкие войска неумолимо продвигались к берегам Волги, Рузвельт пригласил Советский Союз совместно с Америкой участвовать в решении проблем послевоенной безопасности. Во время переговоров Молотова и Рузвельта в конце мая 1942 г. американский президент сказал Молотову о том, что «для того, чтобы воспрепятствовать возникновению войны в течение ближайших 25-30 лет, необходимо создать международную полицейскую силу из 3-4 держав». После войны, продолжал Рузвельт, «победители — США, Англия, СССР — должны сохранить свое вооружение. Страны-агрессоры и соучастники агрессоров — Германия, Япония, Франция, Италия, Румыния, и даже больше этого, Польша и Чехословакия — должны быть, во-первых, разоружены, а во-вторых, в дальнейшем необходимо, чтобы нейтральные инспекторы наблюдали за разоруженными странами и не давали бы им возможности секретно вооружаться, как это делала Германия в течение 10 лет». «Если этого окажется недостаточным, тогда четыре полицейских будут бомбить эти страны». Конечно, заключил Рузвельт, «мы не можем объявить об этом открыто до окончания войны, но мы должны договориться по этому вопросу заранее». Это необычное предложение застигло Молотова врасплох, однако спустя двое суток Сталин дал своему наркому указание незамедлительно заявить Рузвельту о том, что советская сторона целиком поддерживает его идею о мировых полицейских. Подводя итоги советско-американских переговоров 1942 г., Сталин выделил «договоренность с Рузвельтом о создании после войны международной вооруженной силы для предупреждения агрессии» {48} .