Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева
Шрифт:
Эти же годы были отмечены ростом расходов на продажу населению продуктов по дешевым фиксированным ценам, а также на обеспечение людей товарами массового потребления через государственную систему распределения благ — по ранжиру, статусу и привилегиям. Этот своего рода «социальный контракт» между властью и населением предполагал, что верхи обязуются не допускать крайней нужды и голода, а низы за это будут послушны и хотя бы внешне лояльны властям. Для элитарных групп, особенно в партии и бюрократии, были предусмотрены особые категории снабжения и обслуживания, ставившие их над «простыми людьми». В стране уже давно сложилась теневая экономика и различные виды побочных приработков — все это позволяло значительной части населения существовать вполне комфортно и даже зажиточно. Во многих советских семьях появились разнообразные признаки достатка. Вовлечение СССР в события на африканском континенте расширяло еще один мало афишируемый, но особенно привлекательный способ получить доступ к материальным благам. Речь идет о работе за границей. В странах Африки с просоветской ориентацией, так же как до этого в странах арабского Ближнего Востока, появились десятки тысяч прекрасно оплачиваемых рабочих мест для советских военных, дипломатов, инженеров и многочисленных представителей советской номенклатуры. Посольства СССР в африканских странах становились местом для почетных ссылок, куда отправлялись
Препирательства между сверхдержавами в Африке помогали оправдывать эти корыстные побуждения. Американо-советская борьба за Африку началась всерьез в то самое время, когда разрядка в Европе достигла своей наивысшей точки. В самых отдаленных уголках африканского континента разведслужбы обеих стран неустанно следили друг за другом. Один из американских дипломатов высокого ранга в 1974 г. ездил по Африке с инспекцией и обнаружил, что «во всех африканских странах Соединенные Штаты открыли свои посольства, чтобы показать свой статус лидера западного мира и, в частности, чтобы приглядывать за советскими представителями. Советский Союз в интересах престижа и наблюдения также открыл постоянные посольства почти по всей Африке» {940} . Великодержавная гордость и логика двухстороннего соперничества, а вовсе не стратегические и национальные экономические интересы заставляли сверхдержавы меряться друг с другом силами в африканских песках и джунглях.
Два события обострили противостояние сверхдержав: «революция гвоздик» в Португалии в апреле 1974 г. и падение южновьетнамского режима в апреле 1975 г. Анатолий Черняев, работавший в международном отделе ЦК, сравнивал переворот в Португалии с падением династии Романовых в России. «Свергнут фашизм после 50 лет господства. Развернулся самый настоящий февраль 1917 года. Событие огромное», — записал он в своем дневнике. Другой сотрудник этого отдела, Брутенц, в своих воспоминаниях предположил, что Советский Союз ввязался в 1975 г. в ангольские события и в 1977 г. в войну на Африканском Роге, а позже ввел войска в Афганистан из-за того, что сделал «ложные выводы из поражения американцев во Вьетнаме» {941} . Форд и Киссинджер, оказавшись под огнем критиков разрядки у себя дома, и сами поверили, что после вьетнамского провала может произойти что-то вроде цепной реакции. Киссинджера, в частности, тревожило то, что в революционных событиях в Португалии заметную роль играли коммунисты. Он убедил себя в том, что Соединенным Штатам необходимо предотвратить рост советского влияния в Анголе, самой большой из бывших португальских колоний, где после падения колониального режима образовался вакуум власти. Накануне Хельсинкского совещания президент Форд подписал секретный приказ о начале тайных операций ЦРУ в Анголе «для восстановления баланса сил» в этой стране в интересах США {942} .
Советское вмешательство в 1975 г. в гражданскую войну в Анголе, как и предыдущие действия СССР на африканском континенте, не имело стратегических целей и приоритетов. Сказалась тревожная тенденция к инерции в принятии решений в верхнем эшелоне власти. Брежнева очень мало интересовали события в Африке. Он оставил этот континент на попечение аппарату в целом и никому в частности. К тому же, пока генсек отсутствовал из-за болезней и недомоганий, внешняя политика и обеспечение безопасности все более оказывались в ведении тройки его соратников: министра иностранных дел Громыко, председателя КГБ Андропова и министра обороны Гречко (после его смерти в апреле 1976 г. этот пост занял Устинов). Триумвират не являлся сплоченной командой единомышленников. Скорее это был союз стареющих функционеров, действовавших по принципу «ты — мне, я — тебе» или «рука руку моет». Каждый из них был обязан Брежневу своим положением, но все вместе они могли представлять для генсека политическую угрозу (как это показал заговор против Хрущева). Любые намеки на товарищеские отношения, выходящие за рамки служебных, могли дать Брежневу повод для подозрений и положить конец их карьере. По этой причине все трое старались встречаться только на официальных мероприятиях или заседаниях Политбюро. В то же время, по негласному уговору, они не лезли в дела друг друга. В итоге Громыко оставался главным авторитетом в международных делах и не углублялся в военные проблемы. Гречко, а потом Устинов, по существу, распоряжались вооруженными силами, ничего не смысля в мировой политике. И только Андропов, благодаря данным спецслужб, прекрасно знал, чем занимаются и дипломаты, и военные, а также то, что происходит в мире. Но председатель КГБ, чувствуя шаткость своего статуса, предпочитал не перебегать дорогу двум другим министрам, особенно если вопросы касались сферы их деятельности {943} . Брежнев все более удалялся от дел, и это устраивало всех членов троицы. Больной генсек оставлял им простор для деятельности и в то же время своим авторитетом поддерживал каждого из тройки в непростых раскладах в Политбюро. Если бы Брежнев ушел в отставку, тройка оказалась бы в проигрыше: другие члены руководства могли перехватить у них бразды правления и взять на себя процесс выработки политического курса.
В итоге Брежнев не хотел, а триумвират его соратников не мог строить большие планы и выдвигать смелые инициативы в отношении Африки. Для того чтобы втянуть кремлевских руководителей в новые африканские гамбиты, понадобились другие, энергичные и идейно мотивированные игроки, такие как Агостиньо Нето в Анголе, Менгисту Хайле Мариам в Эфиопии и особенно Фидель Кастро и его товарищи, кубинские революционеры {944} . Американские политики считали, что кубинские вожди были жалкими марионетками или ставленниками Москвы, но это было далеко не так. Еще в 60-е гг. Фидель и Рауль Кастро, Че Гевара (до своей гибели в 1967 г.) и другие кубинские революционеры, не спрашивая согласия Кремля, энергично помогали партизанам и повстанцам в Алжире, Заире, Конго (Браззавиле) и Гвинее-Бисау. Кубинцы считали, что бегство американцев из Вьетнама в 1975 г. открывает возможности для нового этапа борьбы с империализмом, на этот раз в Юго-Западной Африке {945} .
Советско-кубинские отношения до начала 70-х гг. оставались натянутыми. Кубинцы не могли забыть и простить советского «предательства» в ноябре 1962 г. {946} Комитет госбезопасности и международный отдел ЦК КПСС старались восстановить прежние сердечные и тесные связи с кубинцами. Главы этих ведомств, Андропов и Борис Пономарев, считали себя наследниками интернационально-революционных традиций Коминтерна. В 1965 г. Андропов сказал как-то одному из своих советников, что в будущем им предстоит соперничать с Соединенными Штатами не в Европе, а в Африке или Латинской Америке. Как только СССР получит там военные базы, его статус сразу же сравняется с американским {947} . Гречко и военная верхушка полностью поддерживали такой ход мыслей. В этом смысле Ангола оказалась привлекательной целью. Начиная с 1970 г. КГБ выступал за оказание экономической и военной помощи Народному движению за освобождение Анголы (МПЛА). Лидер МПЛА, Агостиньо Нето, революционер-марксист, был давним другом братьев Кастро. В конце 1974 г. помощь Нето в Анголе стала хорошим предлогом для возобновления тесного советско-кубинского сотрудничества {948} .
Пока не будут раскрыты все советские архивы, особенно КГБ и военного ведомства, восстановить полную историю советского присутствия в Анголе будет невозможно. По одной из версий, Громыко, Гречко и Андропов рекомендовали Политбюро оказать МПЛА помощь невоенного характера в небольших размерах. При этом они предупреждали о недопустимости прямого участия в гражданской войне на территории Анголы. Однако уже через несколько дней международный отдел ЦК передал в Политбюро просьбу ангольцев о предоставлении им оружия. После недолгих колебаний триумвират пересмотрел свою позицию и поддержал эту просьбу. В начале декабря 1974 г., сразу после окончания встречи Брежнева с Фордом во Владивостоке, канал предоставления советской военной помощи был открыт {949} . Скорее всего у Агостиньо Нето нашлись друзья и в СССР и на Кубе, которым удалось-таки уговорить членов Политбюро поменять первоначальное решение. Кроме того, видимо, сказалась практика взаимных уступок и круговой поруки в советском аппарате, чрезвычайно усилившаяся в период частых болезней и отсутствия Брежнева. Это проявилось в 1979 г. в советской политике в отношении Афганистана, и тогда высшее советское руководство так же меняло свои решения на прямо противоположные, только масштабы последствий были уже совсем другими.
Американская поддержка других политических течений в Анголе, противников МПЛА, сузила для Кремля возможность выбора. Первый заместитель Громыко Георгий Корниенко и тогда, и позднее был убежден, что расширение советского участия в ангольских событиях происходило лишь в ответ на тайные операции ЦРУ. Осенью 1975 г. члены тройки, поддержанные Сусловым, заговорили о том, что помочь Анголе — «моральный и интернациональный долг». В эти же дни Брежнев работал на даче со своими референтами над текстом очередного выступления, и один из них, Георгий Арбатов, предупредил генсека о том, что военное вмешательство в Анголе может серьезно повредить политике разрядки. Александров-Агентов, слышавший сказанное Арбатовым, резко ему возразил. Он вспомнил, как в 1935 г., когда в Испании вспыхнула гражданская война, Советский Союз нашел возможность помочь испанским республиканцам. Кроме того, он напомнил Брежневу о том, как воинственно повели себя американцы в 1971 г., когда их союзнику Пакистану угрожала опасность. Генсек, чьи силы и интерес к разрядке к тому времени уже пошли на убыль, уклонился от спора, так и не приняв ничью сторону. Однако позже он пошел на поводу у тех, кто говорил об «интернациональном долге». В октябре 1975 г. Добрынин проинформировал Брежнева о том, что помощь МПЛА дала повод к большой антисоветской кампании в США. Но ничего, кроме раздражения, это известие у генсека не вызвало. Он считал, что США не хотят понять «честность его намерений» в Анголе, где СССР не стремится иметь никаких военных баз, а лишь помогает «местным интернационалистам». Добрынин убедился, что генсек остается в этом вопросе в плену своих идеологических представлений {950} .
При таком раскладе у кубинцев появились дополнительные рычаги воздействия на СССР. Через две недели после подписания Хельсинкского Заключительного акта Фидель Кастро направил Брежневу план переброски в Анголу регулярных кубинских частей советскими транспортными самолетами. В тот момент Брежнев ответил категорическим отказом. Однако в ноябре, к всеобщему замешательству, первые кубинские вооруженные отряды уже сражались на стороне МПЛА. Позже Корниенко утверждал, будто бы кубинцы обвели вокруг пальца советских военнослужащих на Кубе, заставив их поверить в то, что у них есть разрешение Кремля лететь в Анголу на советских самолетах. Громыко и Андропов не скрывали своего удивления: они считали, что кубинское участие в ангольской войне приведет к жестким ответным мерам американцев, осложнит процесс разрядки и создаст напряжение вокруг самой Кубы. Тем временем кубинцы уже приступили к выполнению операции «Карлота» по спасению режима МПЛА. До сих пор никому не удалось обнаружить в советских и кубинских архивах ни единого документа, который бы проливал свет на это поразительное развитие событий {951} .
Двумя годами раньше Брежнев не захотел помочь терпящему крах социалистическому правительству Сальвадора Альенде в Чили. Просьба Альенде о кредитах была отклонена. В том же 1973 г. СССР начал терять свое влияние в Египте. В августе 1975 г. разбились надежды на победу коммунистов в Португалии {952} . Готовясь к докладу перед съездом КПСС, Брежнев не мог игнорировать эти явные провалы в международной политике. «Потерять» Анголу значило бы добавить к этим провалам еще один. Кремлевские правители, видимо, почувствовали, что теперь они уже просто не могут бросить МПЛА в беде — на карту был поставлен престиж СССР. Корниенко вспоминал, что «опять сработал рефлекс интернационального долга, тем более что этому предшествовала вооруженная интервенция в Анголу со стороны Южно-Африканской Республики, фактически поддержанная Соединенными Штатами, если и не организованная ими». Кроме того, бросить на произвол судьбы кубинские войска и силы МПЛА, которые сражались в Анголе против вражеских войск, финансируемых американцами и частично укомплектованных иностранными наемниками, для СССР было бы равносильно тому, чтобы во второй раз оскорбить и подвести своего строптивого кубинского союзника, первый раз это случилось при урегулировании Карибского кризиса {953} .