Неудавшийся розыгрыш
Шрифт:
– Почему?
Она не могла понять, что его так возмутило.
– Наше время истекло. Главное правило хорошего спектакля – своевременный конец. Этот фарс пора доводить до логического конца. Нужно или жениться, или расходиться. Первое невозможно, значит, остается второе.
– Почему же это первое невозможно? – Влад осекся, поразившись самому себе. Так и жениться ненароком можно.
Аня насмешливо фыркнула, отметив его заминку.
– Ты что, думаешь, что и брак будет понарошку? Нет уж, ежели ты вздумаешь на мне жениться, то любоваться всю оставшуюся жизнь будешь только мной. Глазки строить разным фифочкам я тебе
Влад рассмеялся, но получилось это у него невесело.
– Это называется получить от ворот поворот. Надо бы как-то помягче отказывать бедным влюбленным парням, а то ведь от тоски можно и с ума сойти.
Положил руку на ее ладонь и ласково, с откровенным сексуальным подтекстом, погладил. Но она строго продолжила:
– Я предлагаю поссориться на Новый год. Приударь за какой-нибудь девицей на комитетском празднике, я постараюсь правдоподобно разыграть сцену ревности – и разойдемся красиво. Как ты считаешь?
Влад представил себе эту картинку – и она ему решительно не понравилась. Хотя, конечно, если уж так необходимо все это прекратить – лучше варианта не придумаешь. По крайней мере, он не будет выглядеть брошенным дураком.
– Что-то не хочется, но можно попробовать. Если ты хочешь. – Он незнакомо, требовательно и страстно посмотрел Ане в лицо.
Ей стало не по себе. Вспомнился тот взгляд, которым он смотрел на нее у себя дома после корпоративной вечеринки на теплоходе, откровенный взгляд признанного любовника. Она нервно засмеялась, отодвигаясь на максимально безопасное расстояние, заставив Влада внезапно почувствовать себя обездоленным.
– Не надо оттачивать на мне свое актерское мастерство. Ты в роли героя-любовника и без репетиций всегда хорош. Значит, договорились. На новогоднем банкете устроим прощальный вечер с фейерверком и хлопушками. Можно будет дать тебе пощечину?
Скривив губы, Влад поморщился. Его коробила не столько мысль о публичном оскорблении, сколько желание девушки быть от него подальше. Ему снова захотелось обнять ее и почувствовать, каково это – обладать таким мягким телом. Руки сами поднялись, но он усилием воли опустил их на спинку сиденья. Чтобы она не догадалась о его подавленном желании, сердито спросил:
– А это еще зачем?
Аня с удивлением пояснила очевидное:
– Для достоверности. Сразу станет ясно, что между нами все кончено.
Влад пересел поудобнее, как бы ненароком оказавшись при этом ближе к собеседнице, и проговорил, чуть наклонившись:
– Ну уж нет. И плевать мне в лицо тоже не надо. Постарайся обойтись без мелодраматических эффектов. Заплачь лучше, как ты умеешь. Это сильнее впечатляет.
Ане не понравилось сокращение дистанции, и она нервно ответила, одновременно нашаривая правой рукой ручку дверцы:
– Это на близком расстоянии впечатляет, а на дальнем – нет. Слезы издалека не видны. – И, с опаской посмотрев на его все ниже склоняющееся к ней лицо, скороговоркой пообещала: – Ладно, посмотрим по ходу действия. Но запомни: этот надоевший балаган надо прекратить! Хватит уже!
От этих слов, вернее, от ее безапелляционной интонации парень почувствовал себя использованной и выброшенной за ненадобностью тряпкой. Чувство это было ему незнакомо, и от этого особенно возмущало. Почему она считает, что имеет право решать за него? Он ей такого права не давал… Хотел поспорить, но она распахнула дверцу машины, выкарабкалась из кресла и величественно удалилась.
Разочарованно посмотрел ей вслед, угрюмо покачивая головой. Каждый раз, приходя к ней на свидания, Влад не понимал, где он – в зале или на сцене, зритель или актер. В жизни все изрядно запуталось, но было весело, а в последнее время в их встречи властно примешивался еще один, не менее важный компонент. Чувственность.
Ему порой до дрожи хотелось обнять ее, поцеловать, а дальше как масть ляжет. Она тоже это ощущала, потому что держалась с ним строже, чем обычно, и старательно сохраняла дистанцию. Это его смешило, потому что, если бы не его феноменальная выдержка и нежелание портить с ней отношения, никакая дистанция бы ей не помогла. Просто он понимал, что с ней не стоит вести себя так, как с остальными своими подругами, и рук не распускал. Старался изображать из себя хорошего друга, не более…
Надо признать, что устроенный ими розыгрыш захватил его гораздо сильнее, чем он предполагал. Если вначале он принимал в нем участие исключительно для того, чтобы посмотреть на глупо вытаращенные глаза коллег, то сейчас ему приносило удовольствие одно только присутствие Ани рядом. Она немного изменилась со времени их первой встречи, когда показалась ему несообразным пугалом. Во всяком случае, ее неуклюжесть и нелепый вид больше не бросались в глаза. Или, возможно, он просто к ней привык? Она по-прежнему упорно отказывалась подкрашиваться, но, по крайней мере, ее голова не выглядела больше как летящее по ветру воронье гнездо, хотя легкие волосы периодически взвивались вокруг головы. Но все равно до истинной женщины ей было далеко. Иногда его смущали приступы нелепой тоски, особенно если они с Аней давненько не виделись. Весь отпуск, проведенный на Кипре, он вспоминал смешные споры, совместные культпоходы и ее пухлые розовые губы, которые порой очень хотелось целовать.
Встряхнувшись, сказал себе, что это просто привычка, приобретенная за долгие месяцы. Ведь, как ни крути, а ни с одной из своих подружек он не валандался столько времени, как с ней…
Новый год комитет встречал в собственной столовой. Украсили ее искусственной двухметровой елочкой, по стенам развесили сверкающие гирлянды и разноцветные шарики – и соответствующий антураж был готов.
Аня немного запоздала на торжество, пытаясь отправить по электронной почте очередной отчет. Вошла в зал, когда все уже устроились за накрытыми столами. Крадучись, подошла к своим дамам и хотела сесть вместе с ними, но они ее просто не пустили. Отправили к Владу, который устроился со своим отделом неподалеку.
Не решившись спорить и тем самым привлекать к себе еще большее внимание, Аня в полном смущении подошла к Владу, вежливо вставшему ей навстречу. Усадив ее рядом с собой, он положил руку на спинку стула и тихо спросил, почему она так долго. Выглядело это так, будто он собирался целовать ее на глазах всех коллег. Она строго посмотрела ему в глаза, но быстро отвернулась, растерявшись от явственно читавшейся во взгляде страсти.
Сидевший с другой стороны Шурик, ставший неприлично смешливым после заранее принятых двухсот граммов водки, принялся рассказывать ей анекдот за анекдотом, прижимаясь к ее ушку гораздо теснее, чем требовали приличия, в горячечной эйфории не обращая внимания на суровые, предупреждающие взоры Влада.