Неудобная правда. Часть третья
Шрифт:
Шарль-Анри вышел из-за спины женщины и впился в неё колючим взглядом.
– Вы ведь о подробностях казни вашей любимицы не осведомлены, не правда ли? – ехидно усмехнулся наслаждающийся превосходством своего положения подлец. – Так я, несомненно, считаю это серьёзным упущением: ничто в государстве не должно быть скрыто от пусть и низложенной, но всё же королевы.
Он положил тяжёлую мозолистую руку на остриженную голову женщины и принялся поглаживать, подобно тому как любящий отец ласкает маленькую дочь, рассказывая ей интересную сказку. Короткие волосы сопротивлялись, издавая противный шуршащий звук, каждое движение руки негодяя отдавалось в голове Марии-Антуанетты крупной дрожью, всё тело покрылось мурашками. Находящийся рядом с ней наглый мужлан, наделённый
– Какая же вы хорошенькая, – нарочито громко глотая слюни, продолжал издеваться убийца. – Я расскажу вам, будущий труп, – перебирая толстыми пальцами, постукивал он по маленьким ушам оцепеневшей женщины, – о том, что случилось с очаровательной маркизой, во всех подробностях, чтобы вы, исходя из моего повествования о её мучительной кончине, смогли оценить лёгкость своей сегодняшней смерти.
Мария-Антуаннета, не имеющая возможности сопротивляться, находящаяся в полной власти начисто лишённого зачатков человечности изувера, усилием воли заставила себя закрыть глаза и изо всех сил пыталась не слышать хриплый голос мучителя, что, впрочем, никак не мешало последнему куражиться над беззащитной вдовой.
– Так вот, будущее дитя смерти, слушайте, пока ещё вы в состоянии слышать, – хмыкнул он и начал свой рассказ.
– В начале сентября прошлого года бешеная толпа, успевшая к этому моменту напитаться убийствами заключённых тюрьмы «Ла Форс», выволокла из камеры бедняжку маркизу – которая и просидела-то в заключении всего-ничего, меньше месяца, – и стала чинить над ней самосуд, призывая её признать идеи революции верными, и прилюдно осыпать проклятьями вашу королевскую семью. Де Ламбаль, несмотря на хрупкое телосложение, оказалась женщиной с поистине железным стержнем внутри, она присягнула идеям революции, но вот вашу семью, королева, проклинать почему-то наотрез отказалась, обрекая себя тем самым на лютую смерть. Одержимая безумством свора, похожая на стаю противно визжащих, зло грызущихся между собой гиен, тут же накинулась на неё. Подобно тряпичной кукле, схватив за руки и ноги, поволокла потерявшая разум толпа Марию-Терезу по пыльной дороге, топча, избивая, вырывая волосы, с диким хохотом плюя ей в лицо. Потерявшую сознание маркизу долго пинали, пытаясь привести в чувство, разорвали на ней одежду, по очереди грубо, с особой жестокостью насиловали под одобрительные крики озверевших самок, не стесняясь друг друга, мочились на находящуюся душой между небом и землёй полумёртвую женщину, истово отплясывали вокруг неё дикие танцы. Наконец убили, но продолжали колотить бездыханное тело увесистыми дубинами. Освободившаяся от телесных оков душа поднялась ввысь и смотрела сверху на то, как отрезают груди, вспарывают живот, достают кишки и при этом веселятся, словно черти в аду. Долго продолжалась безумная зверская вакханалия, по завершении которой жертве отрезали голову.
Один из демонстрантов, обмотавшись внутренностями отошедшей в небеса маркизы и держа в вытянутой руке её маленькое остывшее сердце, возглавил революционную колонну, которая, восторженно гудя, двинулась по улицам города, выискивая противников новой власти. Остервенелая, гордая собой свора несла на пиках голову маркизы и другие части её тела, предварительно разрубленного на куски. Конечности мадам де Ламбаль болтались на пиках высоко над толпой, являясь своего рода знамёнами для тех, кто, забыв на время Французской революции учение Христа, разрешил низменным инстинктам, спавшим до этого глубоко в душах под гнётом Божьих заповедей, руководить собой. Вот тогда-то, Ваше низложенное Величество, – широко улыбнулся Шарль Анри, – сатана, находящийся в те дни в очень хорошем, даже несколько игривом настроении, удовлетворённый продолжающимся праздником смерти, устроенным в его честь взбесившимися человекоподобными существами, заронил в тупую голову предводителя шествия мысль о том, что было бы весело показать вам, хотя бы через окно, голову одной из ваших подруг.
Согнувшись в поклоне, глядя волчьим взглядом в закрытые глаза пленницы, палач издевательски-участливо спросил:
– В обморок не упали, королева, при виде головы, потерявшей тело?
Мария-Антуанетта сидела, вцепившись побелевшими руками в край табурета, до боли сжав зубы и крепко зажмурив глаза.
– Ну-ну, – успокаивающе молвил палач и вновь несколько раз быстро провёл рукой по колючей голове королевы, – расслабьтесь, прошу вас, Ваше Величество, а то ж на вас страшно смотреть, красота ведь моментально уходит, когда человек скован. Оставьте завладевшее вашим телом напряжение до последнего момента, до встречи с гильотиной, оно там нужнее. Они ведь как две родные сестры, напряжённость и гильотина, не могут друг без друга. Согласитесь, зря, в своё время, много лет назад, когда маркиза хотела уйти в монастырь, герцог де Пентьевр уговорил её остаться в миру. Возможно, тогда она и смогла бы выжить. Хотя как знать. Никто не знает будущего, кроме хозяина мира, который и верным слугам своим иногда позволяет заглянуть вперёд.
И ещё. Прошу вас, обратите внимание на поведение во время издевательств над вашей подружкой тех бедных людей, которых она всю свою сознательную жизнь щедро баловала благотворительностью, одаривая безвозмездной помощью, идущей от чистого сердца. Никто из них не то что не пожелал вступиться за свою благодетельницу, но – скажу больше – двое из тех, кому она помогла в трудное для их семей время, участвовали в её изнасиловании и убийстве. Вы только представьте эту картину: избавленные от голодной смерти горожане в знак благодарности разрывают тело своей спасительницы на куски. Вот какова она, признательность черни, вот каков результат многих благих дел.
Толпа, королева, страшна своим коллективным бездумием и безумием. Стоит лишь ей почувствовать кровь, как она моментально заражается массовым психозом, и люди превращаются в зверей, забыв о том, что точно такие же, как они, распяли невинного Христа. В момент массового помешательства никто не желает вспоминать о Боге. Да и потом, после совершённых беззаконий, каждый легко находит себе оправдание и засыпает – уверяю вас, я-то уж точно это знаю, – не чувствуя совершенно никаких угрызений совести… Ладно, Ваше Величество, дьявол с ними, со всеми этими людоедами. Давайте вернёмся к нашим милым «баранам».
Теперь что касается вашей второй подружки, участь которой не столь трагична. Вот вы порадовались тому, что герцогиня де Полиньяк успела ускользнуть, перебравшись за границу, но я открою вам маленькую тайну – именно вы, Мария-Антуанетта, убьёте её и совершите данное действо не чем иным, как своей гибелью. Не удивляйтесь, я не лгу вам. Ваша подружка, безмерно любящая вас, переживёт вас не более чем на полтора месяца. Она уже сейчас поражена неизлечимой болезнью, которую сама же и запустила в своё чахлое тело вместе с искренним горем и постоянными рыданиями по вам, и известие о вашей кончине окончательно добьёт её торопящийся в объятия смерти организм. Возможно, вам в данный момент и не обязательно это знать, но на могиле графини будут выгравированы слова правды: «Умерла от горя». Так что, Ваше Величество, совсем скоро вы встретитесь.
Волны громкого раскатистого смеха, вырвавшись из утробы палача, ударяясь о толстые стены камеры, хаотично мечась между ними, бежали прочь, медленно растворяясь в мрачных коридорах тюрьмы.
Королева сидела не шелохнувшись, молча, сосредоточенно всматриваясь внутрь себя. Сейчас внешность её вновь показывала совершенное спокойствие, и лишь тёмные круги под заплаканными глазами говорили о том, что она провела бессонную, полную душевных страданий и молитв ночь. Никто и никогда не должен узнать, как несколько часов назад её тело непрерывно лихорадило от неотвратимо приближающегося ужаса близкого конца её недолгого земного существования. Жадно сжирающая остатки времени смерть медленной змеёй вползала в опустошённое сознание несчастной женщины. Чёрной силой выталкивая из организма остатки жизни, мёртвая неотвратимость постепенно заполоняла холодом всё тело королевы.
Конец ознакомительного фрагмента.