Неуемный волокита
Шрифт:
— По-моему, это считалось честью, — негромко произнесла Мари.
— Конечно! Это честь! Интересно, что сталось бы с нашей матерью, не будь она королевской любовницей?
— Она никогда не говорит о том времени.
— С того времени у нее остался сын. И она им гордится. Больше, чем нами. Герцог Ангулемский, великий приор Франции. Подумай только, Мари, это наш единоутробный брат.
— Известный также как внебрачный Валуа.
— Валуа! Это королевский род. А сейчас многие жалеют о прекращении этой династии и предпочли бы видеть королем любого Валуа вместо
— То же самое, что быть любовницей другого мужчины.
— Ерунда. Быть королевской любовницей, должно быть, совсем другое. Только подумай. Она была всего-навсего дочерью провинциального юриста — какой-то Мари Туше. А когда король увидел ее и влюбился, то она могла бы стать самой могущественной женщиной во Франции.
— Да ну что ты? Тогда была жива королева-мать — сама Екатерина Медичи!
У Генриетты засверкали глаза. — До чего прекрасно могла бы жить наша мать, если б захотела! Но она держалась в тени, тихо-спокойно родила королю двух сыновей, и хоть один умер, но другой — внебрачный Валуа и, готова поклясться, доставляет Бурбону немалые беспокойства.
— Вот мать и решила, — сказала Мари, — чтобы мы с тобой не особенно предавались развлечениям.
— Сможет ли она помешать нам?
— До сих пор могла.
Генриетта, нахмурясь, смотрела на гобелен.
— Так будет не вечно. Мать старается искупить свой грех. Ну и прекрасно. Пусть будет набожной. Пусть будет суровой… к себе. Я хочу жить своей жизнью.
— И будешь, Генриетта. Будешь всегда поступать по-своему.
— Мари, наша мать странная женщина. Помнишь пажа…
Младшая сестра побледнела.
— Какого…
Генриетта подалась к сестре и схватила ее за руку.
— Помнишь. Не притворяйся. Мать застала тебя с ним, разве не так? Паж! И не стыдно? У тебя что, нет честолюбия?
Мари не ответила. Она едва сдерживала слезы.
— Ты ЗАБЫЛА о своем достоинстве, — насмешливо сказала Генриетта. — И матери некого винить, кроме себя. Вздумала удерживать зрелую девицу от того, что для нее естественно, как дыхание! В таком случае она потянется к тому, кто рядом, и если это окажется паж — признаю, это был довольно красивый парень, — то все равно будет готова…
— Генриетта, перестань.
— Но ты не знаешь, что с ним сталось.
— Я не хочу говорить о нем.
— А я хочу, Мари, и буду, а ты станешь слушать, потому что наша добродетельная матушка держит нас как в тюрьме, стараясь заставить весь мир забыть, что когда-то была потаскухой.
— Генриетта!
— Не будь дурочкой, Мари. Но я говорила о паже. Когда мать застала вас… — Генриетта пронзительно рассмеялась. — Умолчу, в КАКОМ положении, дорогая сестрица. Но что же она сделала? Выгнала его из твоей спальни, задала тебе трепку. А знаешь, что произошло в соседней комнате? Не желаешь слушать? Сестрица, не нужно закрывать глаза на правду. Наша добродетельная матушка взяла нож и вонзила ему в сердце. Я видела, как хоронили труп, как смывали кровь. Вот до чего дорога нашей благочестивой
Мари молчала, она уронила иглу на колени и закрыла руками лицо.
— Бедняжка Мари, — продолжала Генриетта. — Не стоило позволять себе таких вольностей с каким-то пажом. Надо было выбрать благородного дворянина, которого наша матушка не посмела б убить.
— Она его… сама! — негромко произнесла Мари.
— Собственными белыми ручками. Видишь ли, наша мать всегда была добродетельной. Даже будучи любовницей короля, вела себя благопристойно. Я знаю. Подслушивала, когда только могла. Подкупала и запугивала слуг, чтобы они рассказывали ей все. Давала им понять, что пожалеют, если не ответят на ее вопросы, — и они знали, что это так.
— Да, знали, — согласилась Мари.
— Так вот, наша мать вела себя при французском дворе очень сдержанно. Никогда не пыталась навязывать свою волю королю, постоянно раболепствовала перед его матерью. Ее терпели при дворе, она даже вызывала симпатии. Все считали, что король не мог бы найти более покладистой любовницы, чем Мари Туше.
— Король очень любил ее.
— Да, потому что был бешеным, а она кроткой. Мало кто, кроме нее, не вызывал в нем страха, она и его старая няня находились при нем до конца.
— А потом мать вышла за папу.
— Дражайшая сестрица, она разбогатела. Король очень любил нашу матушку и осыпал дарами. Богатство перевесило ее грех.
— Не надо говорить так.
— Я буду говорить как хочу. И теперь недолго ей обращаться со мной, как с ребенком. Позволь сказать тебе вот что: в меня влюбились два знатных дворянина, и в недалеком будущем я выйду замуж.
— Кто эти дворяне?
— Даже наша мать не может вечно держать нас взаперти, и когда родители в прошлый раз отправились ко двору, то взяли нас с собой… хотя не позволяли нам появляться на балах и застольях… тем не менее на меня обратили внимание принц и герцог, оба признались в любви.
— Генриетта, ты фантазируешь.
— Я говорю правду. Принц де Жуанвиль — подумать только, сын великого герцога Гиза! — и герцог де Бельгард.
— Они оба скорее всего женаты.
— Это неважно, главное — оба влюбились в меня и так сильно, что я стала причиной их дуэли. Месье де Бельгард ранен, а принц находится под арестом.
— Кто тебе сказал?
— Мари, некоторые слуги в доме обожают меня не меньше, чем погибший паж обожал тебя.
— Мать будет недовольна.
— Ох уж наша мать! Я скажу тебе, что она сделает. Подыщет нам мужей, а мы, выйдя замуж, сможем вести себя как захотим. Подумай об этом, сестрица.
— Тогда нужно будет повиноваться мужьям.
— Ну и простушка же ты. Надо будет сделать так, чтобы мужья нам повиновались. Кажется, у нас гости. Прислушайся.
Обе девушки затаили дыхание. Потом Генриетта подбежала к окну, за ней сестра.
— Не показывайся, — предупредила Мари. — Мать рассердится, если заметит наше любопытство.