Неугомонная блондинка
Шрифт:
– Что такое, Джонс? Ногу натерла?
– Подвернула…
– На руках не понесу, так и знай. Доковыляешь как-нибудь. Отель совсем близко.
– Дай хоть отдышаться! Ты же с такой скоростью чешешь…
– Прости, задумался.
– О чем?
– О том хладнокровном гаде, который в вас стрелял.
– Ох…
– Ты чего это позеленела?
– Н-ничего…
– Джонс! Да ты сдрейфила! Слушай, ты же бледная как смерть. Неужели ты так перетрухнула?
Келли сердито посмотрела на него своими зелеными глазищами
– Извини, если разочаровала тебя, но в меня не так часто стреляют. Оказывается, омерзительное ощущение. Ноги ватные…
– Я все равно не понесу тебя на руках. Должен же я, в конце концов, думать о своей репутации? Мало того что я вынужден делить с тобой постель…
Келли замахнулась на него сумочкой, а Рик машинально перехватил ее руку. Он и сам не знал, как это получилось, но…
Поцелуй вышел долгим, как жизнь, и отчаянным, как смерть. Губы Келли оказались сладкими на вкус, мягкими и необыкновенно нежными. Она практически мгновенно ответила на поцелуй, с той же страстью, с которой на нее накинулся Рик.
Он по-прежнему сжимал ее запястье и опомнился, только когда она слабо застонала, пытаясь освободить руку. Он выпустил – но только для того, чтобы подхватить девушку и прижать к себе. Теперь их разделяла лишь ненадежная преграда ткани, но и сквозь нее Рик чувствовал жар ее тела, наслаждаясь всеми пленительным изгибами и выпуклостями, которые раньше лишь радовали глаз…
Келли погибала от наслаждения. Она совершенно точно знала, что иметь дело с Риком Моретти нельзя, что если есть на свете НЕПОДХОДЯЩИЙ мужчина, так это именно Рик Моретти, что через два дня выставка закончится и Рик больше не будет сопровождать ее повсюду… Она все это знала – но оторваться от его насмешливых и жестких губ не могла.
Сильные руки подняли ее, стиснули в объятиях, прижали, и Келли с веселым ужасом поняла, как он возбужден…
Они целовались так долго, что любой злоумышленник мог бы выстрелить в них хоть из пушки, причем раз двести.
Сержант Харрисон был бы крайне недоволен.
До номера они все-таки добрались – и сразу же начали спорить. Рик желал спать у стенки, Келли не уступала.
– После того, что ты устроил на улице, я вообще опасаюсь за свою честь.
– Спи в ванне, Джонс.
– Не могу, здесь джакузи и душевая кабина. Сам спи в них.
– А по поводу того, что я устроил на улице… Это ты вела себя, как разнузданная вакханка. Ты на мне повисла.
– Я не висла! Я чуть не упала, когда ты на меня накинулся!
– Я не кидался. Это ты меня обхватила ногами и висела на мне.
– Серьезно? Ох, как неудобно-то… Как ты думаешь, нас кто-нибудь видел?
– Ха! Естественно. Это же Луисвилль, здесь все всё видят.
– Интересно, что скажет твоя семья, когда узнает, что ты проводишь ночь с одной из Деверо? Ну почти Деверо…
– Смотря кого из семьи ты имеешь в виду. Папе ты понравишься, потому что похожа на маму. Маме… маме ты не понравишься, потому что она моя мама, а мамы не любят девушек своих сыновей. Во всяком случае, не сразу любят. Фабио, Луке, Лизе и Анжеле ты понравишься, потому что они отличные ребята.
– Это твои братья и сестры?
– Ага. И для всех я старший брат, здорово, да?
– Ты намного их старше?
– На восемь, десять и двенадцать лет. Лука и Лиза – близняшки.
Келли вздохнула.
– Хорошо иметь братьев и сестер. А у меня никого нет, не считая Итана. Только я не могу сосчитать, кем он мне приходится.
– Дядей. Пятиюродным.
– Господи… это уже и не дядя, а близкий друг.
– Близкий друг он мне, а тебе он – старший товарищ. Как, собственно, и я. Идем дальше. Тетка Гризельда. Она тебя не любит, потому что она никого не любит.
– У нее всегда очень недовольный вид. Почему так? Она же красивая была в молодости…
– Она всегда хотела быть похожей на бабушку, но никогда до нее не дотягивала.
– Да уж, миссис Бопертюи – крепкий орешек.
– Что ты! Железная тетка. С годами я понял, почему дед от нее ушел.
– Тебе ее совсем не жалко?
– Почему не жалко? Жалко. Только по-другому. Если честно, она сама во всем виновата.
– А дядя Роже считал, что виноват он.
Рик задумался и медленно протянул:
– Он был самым добрым человеком, которого я знал, дед мой. И больше всего на свете он хотел, чтобы все вокруг были счастливы. Ты бы видела, как ему радовались, когда он приезжал к нам в Италию! И не только наша семья – вся улица.
– Представляю.
– Да-а… так вот бабушка Лидия. Она тебя не полюбит совершенно точно и однозначно. В ЕЕ ВРЕМЯ порядочные девушки спали с мужчинами только после свадьбы. А порядочные мужчины не связывались с девушками навроде этих Деверо. Примерно так.
– Да уж… Знаешь, я ее боюсь. Она очень величественная. Наверное, на Уолл-стрит ее боятся.
– Что ты! Буквально падают навзничь при одном только виде. Я своими глазами однажды видел, правда, дома, не на Уолл-стрит: одна из горничных подала утренний кофе не в тех чашках. Бабушка только бровь подняла – и бедная девушка упустила весь поднос из рук. Уволили, конечно.
– Сейчас придумал?
– Нет, чистая правда. Возможно, именно в тот день я и осознал себя республиканцем и решил уйти из семейного бизнеса.
Келли неожиданно широко зевнула. Рик усмехнулся:
– Все, на сегодня страшных сказок достаточно. Давай-ка на боковую.
– Рик… а ты не будешь приставать?
– Мне показалось или я слышу в этом голоске отзвук надежды?
– Дурак! Ой дурак…
– Да не буду я к тебе приставать, Страшила. Хочешь, положим между нами обнаженный меч?