Неугомонный Носир
Шрифт:
Тут и Носиршатрама подскочил.
— Ле-же-е-бо-ки-и! Решили напугать меня выстрелом, да?
Я готов был в этот момент залепить ему пощёчину!
— Ты лучше посмотри вот сюда! — Шерали указал Шатраме на убитую змею. — Смерть приходила за тобой!
Носиршатрама вытаращил глаза, вскочил, стремительно бросился к нам. Сначала он крепко обнял Шерали, потом меня.
— Если бы не Полвон, тебя уже и в живых-то не было, — сказал Шерали.
Носиршатрама стал просить у нас прощения и клялся, что больше никогда никуда не пойдёт без нас. Он подошёл к Полвону и хотел погладить его. Но пёс свирепо оскалился и показал клыки.
— Видишь, — сказал мне Шерали, — этот твой пёс никого не хочет знать.
ИСТОРИЯ БОЛЬШИХРОГОВ
Сегодня
Мы с Шерали вытаскиваем из загонов овец и, повалив их на землю, связываем. Бедные овцы пугаются, видно, думают, что их собираются резать.
У Носиршатрамы другие обязанности. Он освобождает от верёвок уже остриженных овец. Потом собирает спутанную шерсть и складывает её в кучки.
Освобождённые овцы тут же вскакивали и бежали обратно к загонам. А стригали — наши колхозники и узбекские чабаны — всё стригли и стригли, обливаясь потом.
Позади нашей палатки в большом котле кипела шурбо. Это такой суп с мясом.
Длинноногому Кобил-лайлаку было трудно сидеть на корточках, согнувшись в три погибели. Он то и дело бросал ножницы, вскакивал, чтобы подкинуть хворосту в костёр.
Растянувшись на земле возле огня, Кобил-лайлак лениво покуривал. Видно, шурбо была вкусная, потому что завфермой что-то уж очень часто пробовал её и вовсе не спешил вернуться к овцам. С папиросой в зубах он важно расхаживал около стригалей, давал разные советы. А потом и сам принимался за работу. Но ненадолго. Вскоре он снова подбрасывал хворост, пробовал шурбо и давал советы.
Самым ловким стригалём был Собир-амак. Он так умело вводил остриё ножниц в шерсть, что овца ничего не чувствовала. И как у него здорово получается! Вроде он совсем и не торопится, а шерсти настриг больше всех. Вы думаете, что Собир-амак работает, не замечая ничего вокруг? Ошибаетесь! Он весело улыбается и всё время переговаривается с другими стригалями.
Чабаны — интересный народ. Стоит им собраться — сразу начинаются шутки, смех, а как начнёт рассказывать Аликул-ата — заслушаешься.
Вот и сейчас всем хочется послушать старика.
— Аликул-ата, — обратился к нему мой отец, — мы ведь так и не узнали истории больших рогов, что висят у вас в юрте.
На губах старого чабана заиграла улыбка.
— Это длинная история, — сказал старик. — Я расскажу её вам попозже, во время перекура.
Носиршатрама бросил на меня многозначительный взгляд: наконец-то, мол, услышим историю этих больших рогов…
Наступило время обеда. Кобил-лайлак поднялся, отряхнул одежду от овечьей шерсти и объявил перерыв. Он первым вошёл в нашу палатку, расстелил дастархон, разломил и тут же принялся есть одну из масляных лепёшек, которые ещё рано утром выпек Собир-амак.
Стригали отложили ножницы и стали готовиться к обеду. Носиршатрама и Шерали принесли воды, чтобы чабаны могли вымыть руки.
Наконец все расселись вокруг дастархона. Аликул-ата, самый старший среди нас, сидел на почётном месте, в переднем углу палатки. Собир-амак, как заправский повар, засучив рукава рубахи, разливал шурбо, а я относил миски в палатку. Отец мой — он был здесь хозяином — расставлял их перед стригалями. Потом он принёс ещё три бутылки с айраном, а Собир-амак внёс огромное блюдо с жирным мясом. Когда всё было готово, отец пригласил стригалей приступить к еде.
Кобил-лайлак жадно накинулся на шурбо.
— Кобил-бой, — с улыбкой спросил его один из стригалей, — ты вроде бы даже и рук не помыл, а?
— Не беспокойся, — отвечал Кобил-лайлак, запихивая в рот огромный кусок хлеба, смоченный в шурбо, — и руки мои, и рот мой, собственный.
Все рассмеялись.
— И, видно, руки твои никогда не забывают дороги в твой рот, а? — не унимался шутник.
— Да отчего же забывать-то? Они у меня издавна большие друзья!
Не обращая внимания на хохот и насмешки, наш заведующий знай себе ест за двоих.
Так под шутки и смех незаметно прошёл обед. Я уже подумал было, что снова не удастся узнать историю рогов, но тут Собир-амак напомнил Аликулу-чабану о его обещании.
— Случилось это давным-давно, — начал рассказ Аликул-ата, — когда многих из вас ещё и на свете не было. Был я тогда молод и беден. Один старый осёл, да и
Аликул-ата замолчал, а мы все невольно рассмеялись.
— А теперь за работу, — сказал он немного погодя. — Вставайте-ка, молодцы, да покажите своё умение и ловкость.
БЕДА
На следующий день закончили стрижку.
— Молодец, Касым-ака! Все вы молодцы! — похвалил нас Кобил-лайлак. — На других стоянках дело идёт медленнее. Там не острижена и половина овец.
— Если бы не наши друзья узбеки, то и мы провозились бы не меньше трёх-четырёх дней, — заметил мой отец. — Ведь как-никак в нашей отаре семьсот голов! Это не шутка!
— Смотрите не забывайте добро, сделанное соседями! — сказал Кобил-лайлак.
— Как забыть! — отвечал отец. — Ведь хлопок получается лишь с помощью обеих рук. Да, кстати, — продолжал он, — надо поторопиться с отправкой шерсти. Через несколько дней ребята вернутся в кишлак, и стоянка днём опустеет.
— Уедут? Почему? — уставился на отца Кобил-лайлак. — Им что, уже надоело?