Неукротимая любовь
Шрифт:
— Эммелин, — крикнула она. — Эммелин, открой дверь.
В замке повернулся ключ, и маркиз вошел в комнатку. Девушка продолжала плакать — на ее щеках блестели слезы, а ресницы были мокрыми. Формы Эммелин еще не развились, и с растрепанными волосами и бледным, залитым слезами лицом она казалась испуганным ребенком.
— Тебя зовут Эммелин Хиггинс? — спросил маркиз.
— Да… сэр.
— И ты приехала в Лондон искать работу?
— Да… сэр.
— А ты подписывала какие-нибудь бумаги, оказавшись в этом
— Нет, сэр… Я не умею писать… сэр.
Маркиз замолчал, и Эммелин со слезами в голосе крикнула:
— Я не убивала его, сэр… клянусь, что не убивала!
— Я тебе верю, — произнес маркиз и повернулся к Фортуне. — Побудьте здесь, — велел он. — И никому не открывайте дверь, пока не услышите мой голос. И на этот раз больше не своевольничайте.
Он вышел из комнаты, не дождавшись ответа Фортуны. Заперев за ним дверь, она повернулась к всхлипывающей Эммелин и обняла ее за плечи.
— Теперь все будет хорошо, — сказала она успокаивающе. — Я знаю, что его светлость поможет тебе, сердцем чувствую, что он… все поймет.
Прошло больше часа, прежде чем ландо маркиза отъехало от Дворца удачи и двинулось в сторону Беркли-стрит.
Внутри экипажа на мягких подушках сидели маркиз и Фортуна, а напротив них, спиной к кучеру, устроилась Эммелин Хиггинс. В своем собственном платье из плотного батиста, шерстяной шали, простой соломенной шляпке и шнурованных ботинках она выглядела обычной деревенской девушкой.
Они ехали молча. И только когда огни Дворца удачи растаяли вдали, Фортуна просунула свою маленькую ручку под плед маркиза и взяла его за руку. Ему и без слов стало ясно, что она благодарит его.
Когда они приехали на площадь Беркли и вошли в ярко освещенный холл, маркиз велел мажордому:
— Пошлите за миссис Денверс.
Он повернулся к Фортуне:
— Идите в салон и ждите меня.
Фортуна заколебалась и взглянула на Эммелин, которая оглядывалась по сторонам с благоговейным выражением на лице.
— Идите, — приказным тоном произнес маркиз, и она повиновалась.
В салон вошел лакей, зажег огонь и принес большой серебряный поднос с напитками и хрустальными бокалами.
— Мистер Чамберс велел спросить у вас, не желаете ли выпить чего-нибудь прохладительного, мисс? — с уважением спросил он.
— Нет, спасибо, — ответила Фортуна.
Она не могла даже присесть, ломая себе голову над тем, что маркиз говорит сейчас Эммелин, какие отдает распоряжения. И в то же время она снова и снова спрашивала себя: сильно ли рассердился на нее маркиз за то, что она нарушила его приказ?
Ей стало так страшно, что пересохло во рту, а в коленях ощущалась слабость.
— Боже милостивый, сделай так, чтобы маркиз простил меня, — молилась она.
Ей показалось, что она ждала целую вечность, пока, наконец, не появился маркиз. Он неторопливо вошел в комнату.
По выражению его лица она не могла догадаться, что он чувствует, но ей показалось нехорошим признаком, что он не глядел на нее.
Он подошел к подносу с напитками, нарочно медленно налил себе стакан бренди и сел на свое излюбленное место — высокое кресло с изогнутой спинкой, стоявшее справа от камина.
Фортуна, дрожа от страха, ждала, когда он заговорит. Наконец, он отхлебнул бренди и, поставив стакан на маленький полированный столик сбоку от кресла, посмотрел на нее и сурово произнес:
— Я привык, чтобы мне повиновались.
— Я знаю, что поступила неправильно, — тихо сказала Фортуна, — но я не могла поступить иначе… клянусь, не могла.
Наступило молчание, но Фортуна не могла уже больше сдерживать любопытство и спросила:
— Что вы решили с Эммелин?
— Миссис Денверс нашла место, которое ей подойдет, — ответил маркиз. — Насколько я понимаю, это место горничной в доме одного из моих родственников, который недавно попросил миссис Денверс подыскать кого-нибудь на эту должность.
Фортуна издала звук, похожий одновременно на смех и на плач. Потом она опустилась на колени у ног маркиза.
— О, Аполлон, — радостно воскликнула она. — Я знала, что вы поможете бедной девушке! Как это благородно с вашей стороны! Теперь ей не придется возвращаться домой. Она будет делать то, что собиралась, — работать в порядочном доме и посылать деньги родителям. Благодарю вас, у меня нет слов, чтобы высказать вам свою благодарность!
— Вы можете выразить вашу признательность другим способом, — холодно ответил маркиз, — подчиняться моим требованиям и не вовлекать меня в подобного рода истории, связанные с обременительными расходами.
— Вам пришлось заплатить? — обеспокоенно спросила Фортуна.
— Да, и довольно кругленькую сумму, — с кислым видом произнес маркиз. — Хозяйка заведения, как я и предполагал, считала эту девицу своей собственностью.
— Но почему? — спросила Фортуна. — Эммелин вовсе не собиралась работать в подобном заведении, нацепив на себя это вульгарное платье и намазав лицо, чтобы ублажить того ужасного старика. — Она вдруг замолчала, а потом тихо произнесла: — Мне здесь… не все понятно.
— Что именно? — спросил маркиз.
Пламя, разожженное лакеем, вдруг ярко вспыхнуло, и вокруг белых волос Фортуны засиял ореол.
Она выглядела бесплотным ангелом, сидя у ног маркиза; платье ее сверкало, будто было усыпано крошечными звездочками, но глаза, поднятые на него, были темными и полными тревоги.
— Что же вы не поняли? — неожиданно мягко спросил маркиз.
— В-вчера… вечером, — произнесла Фортуна, слегка запинаясь, — я подумала, что дамы, которых вы… пригласили после ужина, были похожи на… греческих гетер. Я читала о них в книге.