Неукротимый, как море
Шрифт:
— Сколько ему лет? — опять не выдержала Саманта. — Полторы сотни?
— Тридцать восемь. — Эйнджел на мгновение задумался. — Или тридцать девять.
— Так вот знай, умник, — ехидно заявила Саманта, — для идеальной пары надо разделить возраст мужчины пополам и прибавить семь.
— Душечка, но тебе ведь не двадцать шесть, — мягко возразил Эйнджел.
— Подумаешь! Еще пара лет, и…
— Смотри-ка, совсем потеряла голову. Ну, ясное дело — страсть! вожделение!
— Не говори ерунды, Эйнджел. Ты же знаешь, что я у него в неоплатном долгу — он спас меня. А что касается
— Вот и славно, — кивнул Эйнджел. — Человек он жутко неприятный, глазки как у хорька…
— Ничего подобного, у него очень красивые глаза! — опять завелась Саманта, но тут же замолчала, увидев хитрую ухмылку кока. Девушка замерла в нерешительности, а затем обессиленно опустилась на скамейку с разбитым яйцом в руке. — Эйнджел, ты невыносим. Ненавижу тебя. Зачем ты смеешься надо мной?
Саманта готова была вот-вот разрыдаться, и кок, согнав улыбку, напустил на себя серьезный вид.
— Для начала тебе не помешает кое-что узнать о нем…
И он рассказал ей язвительную версию биографии Николаса Берга, щедро приправив ее богатой фантазией и колкой иронией. Эйнджел не прочь был посплетничать, и Саманта слушала жадно, затаив дыхание и время от времени удивленно восклицая.
— Так его жена убежала с другим? О чем она думала?!
— Душечка, женщины непредсказуемы, как погода у моря.
Саманта на секунду призадумалась. Затем последовал вопрос:
— Так это на самом деле его судно? Он не просто капитан?
— О, ему принадлежит не только этот буксир, есть еще одна посудина, не говоря уже про всю компанию в целом. Раньше его называли Золотым Принцем… Птица высокого полета. Разве не заметила еще?
— Я не знаю…
— Конечно, заметила. Не могла не заметить. Ты ведь, душечка, настоящая женщина, а настоящую женщину ничто так не возбуждает и не манит, как власть, успех, звон золота.
— Так нечестно, Эйнджел. Я о нем ничего не знала. Я не знала, что он богат и известен. И мне наплевать на деньги…
— Ай-ай-ай! — Эйнджел встряхнул кудрями, в ушах блеснули золотые серьги. Однако, увидев, что Саманта опять начала закипать, он тут же пошел на попятную. — Ну хорошо, хорошо! Уже и подразнить нельзя. Но согласись, что тебя влечет его сила, целеустремленность, властность, успех. Разве не притягательно наблюдать, как остальные подчиняются ему, боятся его?
— Я не…
— Не лги себе, дорогуша. Дело ведь не в том, что он спас тебе жизнь. И красивые глаза тут ни при чем, как и то, что у него в штанах.
— Какой ты грубиян, Эйнджел!
— Душечка, ты красива, привлекательна и ничего не можешь с собой поделать. Ты похожа на молоденькую газель, уже пробудившуюся, но пока еще застенчивую — и вот ты замечаешь вожака стада. Ты не в силах справиться с собой, ты всего лишь женщина.
— Что же мне делать?
— Мы обязательно придумаем, дорогуша, но вот чего делать не надо, так это кружить вокруг него, вырядившись в эти обноски, восхищаться и смотреть с обожанием. Он человек занятой, и вряд ли ему понравится постоянно о тебя спотыкаться. Поиграй в недотрогу.
Саманта на секунду задумалась.
— Эйнджел, мне не хотелось бы переиграть и проиграть, так и оставшись «недотронутой». Улавливаешь?
Красавчик Бейкер работал не покладая рук, дело спорилось, и даже Ник со своей неуемной непоседливостью не мог быть в претензии. Генератор аккуратно завели через двустворчатые двери в надстройку на второй палубе и, подтащив к стальной переборке, закрепили оттяжками.
— Как только запустим дизель, сразу просверлим палубу и посадим его на анкерные болты, — пояснил стармех.
— Провода подведены?
— Я решил пока не трогать главный распредщит на третьей палубе — набросим времянку.
— Но ты разобрался, как запитать носовой брашпиль и помпы?
— Вот пристал! Дружище, топай-ка ты своей дорогой и не мешай людям работать.
Один из помощников Бейкера уже собрал газосварочный аппарат на верхней палубе, в том месте, где проходила вентиляционная шахта главного машинного отделения. Сопло горелки зашипело, и из стального кожуха дымохода посыпались красные искры. Впрочем, на самом деле дымовая труба лайнера была чисто декоративной и придавала «Золотому авантюристу» определенный шик. Сварщик прорезал последние дюймы, и кусок металла провалился внутрь темной дыры — примерно шесть на шесть футов, — открыв доступ в полузатопленное машинное отделение, лежавшее полусотней футов ниже.
Ник не внял пожеланию Бейкера и остался руководить сборкой лебедки и намоткой на барабан стального ваера, с помощью которого предстояло провести основной трос через затопленное машинное отделение и пропустить затем наружу сквозь широкую, с изорванными краями, пробоину. Ник поднес к глазам свой «Ролекс» — прошел почти час. Солнце наконец закатилось, и полыхающее в зеленом небе изумительное полярное сияние окрасило ночь в таинственно-зловещие тона.
— Все, боцман, здесь мы уже закончили. Собирайте команду на баке.
Когда они вышли на открытую носовую палубу, хлестнул порыв ветра, едва не сбив с ног и заставив хвататься за леера. Почти сразу он стих, оставив после себя тонко завывавший и теребивший одежду легкий ветерок. Ник распределил работу возле громадных якорных лебедок и прислушался к морю. Вода поднималась, подталкивая и шевеля зловеще шепчущий и ворчащий паковый лед.
Якоря «Золотого авантюриста» подтянули к клюзу, и двое матросов, свесившись с бортов, обвязали их пятки толстыми цепями, вторые концы которых перебросят на буксир. Теперь, когда «Колдун» потянет якоря, они смогут скользить по дну обратным ходом, не цепляясь лапами за дно.
Вытравив цепи на всю длину, буксир сбросит якоря, и они прочно зароются в грунт. Такое якорно-швартовное устройство, именуемое «верп», удержит лайнер даже при двенадцатибалльном ветре и не даст ему еще больше выползти на берег.
Как только Бейкер подаст энергию, брашпили «Золотого авантюриста» займутся верповкой, то есть выберут собственные якорь-цепи и снимут судно с мели. В одиночку «Колдуну» не справиться с этой задачей, и Ник очень рассчитывал на помощь могучих лебедок лайнера. Стоя на палубе, он сквозь подошвы ботинок ощущал, насколько глубоко «Золотой авантюрист» увяз в песке.