Неумолимый перст судьбы

Дмитрий Биленкин

Неумолимый перст судьбы

Андрей Семенович Миловидов всем удовольствиям предпочитал мягкое кресло, кофе с овсяным печеньем и тихую музыку по вечерам. Отсюда, впрочем, не следует, что его поступки были сродни мерному ходу машины, ритм которой не знает фантазий и сбоев; образ такого человека есть абстракция наподобие идеального газа. Реальный Миловидов, сидя в тот вечер у радиоприемника, взял да и крутанул ни с того ни с сего настройку волны.

Ува-у, вз-з, грр-р, псс-т!

Голос доброго десятка радиостанций, вор, свист и треск слились в кошмарную ноту. Эта какофония,

однако, позабавила Миловидова, и он повторил свой подозрительный с точки зрения психиатрии опыт.

Ува-у, вз-з, грр-р, псс-т!

"...Сегодня, двадцать четвертого июля, в наш город прибывает футбольная команда..."

Надоевший голос диктора местной радиостанции чуть не побудил Андрея Семеновича поискать музыку, но тут он спросил себя: "Разве сегодня не двадцать третье?"

Было двадцать третье, в качестве кассира сберкассы он знал это точно, потому что неправильная дата в денежных документах - источник всевозможных неприятностей, и за клиентами в этом смысле нужен глаз да глаз, удивительно, как небрежно люди обращаются с числами!

Диктор, однако, вновь упомянул двадцать четвертое в сегодняшнем смысле, и Миловидов стал слушать репортаж о ходе сенокоса, поскольку его заинтриговало столь упорное повторение одной и той же ошибки. Заинтриговало и возмутило. Это просто безобразие - да, да, безобразие! так небрежно относиться к своим служебным обязанностям. "Вот и поезда тоже опаздывают", - подумал Миловидов. Он ждал, что будет дальше.

Далее последовала информация об обрыблении водоемов, новом указании ГАИ, поступлении в универмаг партии импортных мужских костюмов и о том, что сегодня произошло ограбление сберкассы на Апрельской улице. Той самой, в которой работал Андрей Семенович.

"...Переходим к погоде. Завтра, двадцать пятого июля, по области ожидается переменная облачность без осадков, местами..."

Голос стал медленно уплывать, как если бы его обладатель удалялся в потусторонний мир. Андрей Семенович нервно покрутил регулятор, но голоса вернуть не смог. Что-то шипело в эфире - и только.

Машинально Андрей Семенович посмотрел на часы. Было четверть девятого, а в это время, он точно знал, местная радиостанция не вела никаких передач.

И тут Андрей Семенович почувствовал себя нехорошо. Кресло под ним стало опускаться и приподниматься наподобие воздушного шарика.

Утром двадцать четвертого маленькая и небойкая сберкасса на Апрельской улице открылась, как всегда, в девять. Андрей Семенович, как всегда, подышал на очки, протер их кончиком платка и приготовился к приему и выдаче денег. Если верить той передаче, сегодня у него должны были отнять их, быть может, с применением оружия. Даже наверное с применением оружия.

Мысли Андрея Семеновича работали как жернова неисправной мельницы. Идею позвонить в милицию он оставил еще вчера по причине, ясной для каждого нормального человека. По той же причине он не мог заговорить с сослуживцами, а в намеках и расспросах он был не мастак. Чем больше он думал, тем безвыходней казалось ему положение. Может ли знание будущего изменить само будущее? А если может, то как? И что же в конце концов предпринять? Ответа он не находил.

Руки его продолжали действовать независимо от головы - он считал, пересчитывал, выдавал, брал, отмечал,

расписывался, и внешний, находящийся за стеклом мир напоминал странный аквариум, где мелькали, шевелили губами, прилипали к стеклу новые и новые лица, они сменялись в ритме с мельканием желтых, зеленых, синих, красных, сиреневых бумажек в его механически-проворных пальцах. Пачка к пачке, портрет к портрету ("Как люди могут не знать, что деньги в стопке должны лежать в определенном порядке?"), одиннадцать, двенадцать... перебросить костяшку на счетах... семьдесят один минус девятнадцать, - все это сейчас шло мимо его сознания. Допустим, он в самом деле узнал будущее. Что тут можно изменить, если источником осведомленности было событие, которое он желал устранить? Ведь если удастся предотвратить событие, то, значит, его не будет; как же тогда он узнал о нем? Или будущих все-таки несколько?

– В универмаг привезли что-то импортное, - сообщила контролерша в промежутке между обслуживанием клиентов.

– Да?
– встрепенулся Андрей Семенович.
– Откуда вы знаете?

– Шепнула знакомая продавщица в автобусе. Говорят, только мужские костюмы. Сбегать, что ли, в обед...

– А джерси есть?
– через голову Андрея Семеновича осведомилась заведующая.

"Две слабые женщины, - с тоской подумал Миловидов.
– И до милиционера на перекрестке целый квартал".

– ...Верно, Андрей Семенович?

– А?

– Что-то вы бледненький, голубчик. Нездоровится?

– Нет, нет, все в порядке.

– Вот я и считаю, что серый костюм был бы вам более к лицу.

– Разве?

Андрей Семенович посмотрел на потертые лацканы своего пиджака и вдруг явственно, как в кошмаре, представил на месте кармашка расползающееся пятно крови. В передаче ничего не говорилось о жертвах, но это не значило, что их не было!

Десятка выпала из пальцев и скользнула на пол, чего с Андреем Семеновичем давно не случалось. К счастью, контролершу отвлекли, и она забыла о своем вопросе.

Андрей Семенович уже ни о чем не думал, кроме как о своей возможной смерти. Его сберкассу никогда не грабили, такого в городе вообще не случалось вот уже десяток лет, но Миловидов знал точно, что жертвы при нападении бывают, и чаще всего кассиры. А что он мог сделать?

Однако до его сознания постепенно дошло, что как бы там ни было с изменяемостью будущего, стрельба вещь не обязательная, коль скоро о ней нет ничего в той передаче. Значит, в этих пределах он все-таки может варьировать свою судьбу.

Логика не безупречна, но когда над человеком нависла неотвратимая угроза, ему не до логики. Странно, теперь он ничуть не сомневался, что передача действительно шла из будущего. Впрочем, тут нет ничего особо странного: Андрей Семенович свято верил тому, что говорят и пишут, а многочисленные научно-популярные статьи давно убедили его, что наука все может.

Чем ближе стрелка часов пододвигалась к полудню, тем сильней становился охвативший Андрея Семеновича страх. Это был уже не тот страх, когда мысль лихорадочно, но четко ищет выхода, а страх животный, когда все холодеет внутри и хочется бежать, куда подсказывает инстинкт. В передаче было сказано, что ограбление произошло около полудня, а сейчас было около одиннадцати.