Неуправляемая
Шрифт:
Драм хотел свалить все на спиртное, но даже его собственная совесть не верила в эту историю. С гораздо меньшим количеством алкоголя в животе он вел себя гораздо хуже, что, возможно, свидетельствовало о том, что его проблема была связана скорее с жалким отсутствием элементарного интеллекта.
Ему не нравилось называть себя глупым, но ботинок начинал обуваться с пугающей легкостью. Драму было бы гораздо приятнее, если бы он мог свалить свою оплошность на Эш. Проблема заключалась в том, что женщина не заигрывала с ним, даже не моргнула длинными темными ресницами в его
Она не просила ее целовать. Он просто набросился на нее, как хищный зверь. Если только ему не удастся доказать, что она источала какой-то феромон, который замыкал мужской мозг, то в этой неудаче виноват только он сам.
Но это было не самое страшное. Хуже всего то, что каждый раз, когда он смотрел на нее, ему хотелось сделать это снова и снова.
Наверное, с ним было что-то не так. Они едва могли говорить друг с другом, не ссорясь. Они ни в чем не соглашались. У них были противоположные точки зрения. Ради всего святого, они даже не принадлежали одному виду, и все же Драм напрягался каждый раз, когда она смотрела на него этими бездонными темными глазами.
Он благодарил своего создателя, что Эш не смотрит на него в данный момент. Поход по грязным полям с эрекцией — не самое лучшее времяпрепровождение для мужчины.
Откашлявшись, он попытался сосредоточиться на чем-то другом, а не на том, как его спутница на него влияет.
— Значит, ты читала много ирландской мифологии?
— Я ничего не читала, — сказала она. — Меня не существовало до того, как ты увидел меня прошлой ночью. Но все Стражи знают о войне — как на не сражаться и как, по слухам, сражались другие в прошлом.
— Однако Финн Мак Кумал — это легенда. И Фении тоже. Никто не знает, были ли их битвы на самом деле.
— Но никто и не знает, что они не были.
Точно. Вот и весь разговор.
Они шли по полям, обходя стороной дом Билли Эверса, пока перед ними на уединенном холме не замаячили руины башни. На небе появилась туча, отчего пейзаж потускнел, а камень стал грязно-серым, в то время как раньше он сверкал серебром в ярком свете.
Вокруг обвалившегося камня росли деревья и кустарники, а по внешней стене, борясь с плющом, ползли лианы паслена. Место выглядело пустым и забытым, одним из тысяч остатков ушедшей эпохи.
Драм посмотрел на Эш. Она стояла у подножия холма, выставив вперед одну ногу и упираясь ею в склон. Ее руки лежали на бедрах, а сузившиеся глаза были устремлены на древнюю груду обломков. На мгновение он подумал, не видит ли она что-то, чего не видит он, потому что ее взгляд, казалось, был прикован к определенной точке. Но она ничего не сказала.
Вместо этого Эш опустила руки и указала подбородком на вершину холма.
— Пойдем.
Она быстро преодолела небольшое расстояние длинными и уверенными шагами. Драм последовал за ней без комментариев, и через несколько мгновений они стояли перед разрушенной аркой, которая когда-то служила входом в башню. Он ожидал, что Эш будет колебаться, но она без раздумий шагнула вперед, в тусклое пространство замкнутого помещения.
— Будь осторожна, — крикнул он, карабкаясь за ней. — Крыша,
Эш не стала отвечать, но ему показалось, что он услышал ворчание. Драм решил, что ему придется удовлетвориться этим.
Пока она осматривалась, Драм воспользовался возможностью оглядеться вокруг себя свежим взглядом. Он провел много часов со своими сестрами, бегая и гоняясь за ними по этим старым руинам. Не нужно было обладать большим воображением, чтобы вспомнить звуки детского смеха и дразнилок, выкрикиваемых на ирландском, словно это был их собственный тайный язык.
Он и его сестры росли, изучая родной язык в школах наряду с английским, но его бабушка и дедушка получили образование в те времена, когда преподавание старого языка было еще под запретом, а родители — в те времена, когда его использование считалось отсталым. Поэтому для пятерых детей Драммонд ирландский язык действительно казался кодом, который никто не мог взломать.
За прошедшие годы Драм несколько раз бывал здесь, обычно проезжая мимо, когда совершал неспешные прогулки во время своих визитов домой. Он видел свидетельства того, что время идет вперед.
Стены были не такими высокими, как он помнил, отчасти потому, что он вырос, а отчасти потому, что они продолжали разрушаться из-за сырой и ветреной ирландской погоды. Пространство тоже не выглядело таким огромным. То, что в детстве казалось пещерой, теперь не дотягивало даже до половины гостиной в квартире в «Костях».
Эш ходила вокруг него, поскрипывая ботинками по полу из щебня и разросшегося мха. Она хмуро осматривала стены — от осыпающихся остатков разрушенного очага до большой дыры, в которой узкая щель от стрелы то ли от возраста, то ли от насилия превратилась в щель, через которую могли бы пройти двое.
Она посмотрела на Драма.
— Здесь ничего нет.
— Я говорил тебе об этом до того, как мы покинули Дублин. Это пустые руины. Чего ты ожидала?
— Что-то большее, чем ничего. — она подняла руки вверх и зарычала. Это было не просто рычание, похожее на звук разочарования, а настоящее рычание. Если бы последний ирландский волк не был убит до начала девятнадцатого века, он бы оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, не прячется ли кто-нибудь в тени. — Зачем твоя магия показала тебе это место, когда ты пытался найти моего Хранителя, если здесь нет никаких доказательств его существования?
— Если ты помнишь, я указывал на отсутствие связи между неизвестным человеком и знакомым местом. Также перед тем, как мы покинули Дублин.
«Ладно», — признал про себя Драм. Может быть, это было немного грубовато. Но от досады, вызванной тем, что он оказался в ситуации, настолько выходящей за рамки обычного, что в ней присутствовали магия и горгульи, и от мучений, вызванных необъяснимым возбуждением, которое он испытывал от одного взгляда на горгулью, стоявшую рядом с ним, его самообладание было слегка испорчено.