Неуставняк-1
Шрифт:
Не обошлось и без курьёзов. И вот, в очередной раз отвисев на перекладинах, мы на какое-то время остались бесхозными, друг против друга. И сам по себе начался диалог между командами с приколами и подколками:
– Эй, висельники, в штаны не наделайте, когда прыгать будете! – вырвалось из их стана.
– А вы не утоните, когда будете грести в своих корытах! – парировал один из нас.
– Мы не утонем, мы плавать умеем! – заявил новоявленный Нахимов.
– Говно плавает, а моряки ходят! – предвосхитил ржание грубый голос из наших рядов.
На этот аргумент у морячков слов не нашлось.
После обеда мы были выстроены с голым торсом перед казармой, чтоб устроить конвейер. Нас расставили по одному на каждый пролёт лестницы, один стоял возле входной двери и два – в расположении. По команде офицеров, находящихся в расположении, этот механизм заработал чётко и без сбоя. Первый из призывников общался с комиссией, второй ждал, как только первого отпускали, и он оказывался на лестничной клетке, в расположение входил следующий. Лестница пополнялась новым из общего строя, а первый возвращался на своё место в строю. Забежав в расположение, мы останавливались возле двери и ждали, когда будет вызван следующий.
– Следующий! – прозвучал голос прапорщика.
Я побежал по проходу в сторону огороженного одеялами просторного закутка. Там располагалась кровать, несколько стульев и тумбочка, которая сейчас служила письменным столом.
– Призывник Куделин по вашему приказанию прибыл! – Я вышел на середину импровизированной комнаты и остановился.
– Подойди ко мне, – сказал худой офицер в белом халате.
Я сделал шаг навстречу и остановился возле него. Незамысловатыми движениями он проверил мой кожный покров, попросил открыть рот и высунуть язык, заглянул в глаза и, поставив боком, продавил живот. Затем проверил пульс и сказал: «Хорошо».
– Повернись ко мне. – Я повернулся на голос. Сзади меня сидел майор. Его глаза улыбались. Спокойным голосом он спросил: «У тебя есть причины, по которым я должен тебя забрать в Десант»?
– Так точно! – Моя нижняя губа слегка натянулась и стала немного подёргиваться.
– Спокойно, выдохни и докладывай. – Майор улыбнулся губами.
– Я прыгал с парашютом.
– Сколько прыжков?
– Три.
– Спортом занимался?
– Так точно, боксом, второй юношеский!
– Почему не взрослый?
– Хотел быть лётчиком. – Я понимал, что для решения моей судьбы надо быть откровенным.
– Что помешало?
– Военком!
– Понятно. – Майор не стал вдаваться в подробности. – Объясни, почему ты себя зовёшь Гришей, когда ты сам Саша?
Я открыл широко глаза, но отвечать было надо.
– Занятия боксом не позволяли носить длинные волосы. Поэтому ходил с короткой причёской. Сначала звали Котовским, а потом я заставил уважительно называть себя по имени отчеству.
– Понятно. Ты, значит, Григорий Иванович, а для своих – Гриша?!
– Так точно!
– Ну а сержантов зачем избил? Это явное неповиновение, которое карается трибуналом!
– Я никаких сержантов не бил. – Скромности мне было не занимать.
– А кто?
– Не знаю, товарищ майор!
– Сейчас я на твоём деле поставлю резолюцию «в ВДВ не годен», и тебя переведут на второй этаж, а там ты доблестно будешь доказывать, бил ты их или не бил! Понял?!
– Так точно, я сержантов не бил! Ночью мне пришлось наказать двух мародёров, но они мне не представились.
– А почему утром не доложил?!
– Так ведь наши же победили! – сказал я, заметив, что майор снова улыбается.
– Ладно, иди.
Я сделал пол оборота в сторону импровизированных дверей и вышел. Сердце моё бешено билось.
– Следующий! – громыхнул голос прапорщика.
И я вдруг вспомнил, где я его слышал. Именно его голос породил тот бешеный поток утреннего подъёма, который выкинул меня на улицу, где я и проснулся.
Я спускался вниз, когда мимо меня стремительно поднималась следующая четвёрка претендентов. Она полностью состояла из Вторых нашего автобуса.
– Ну как?!
– Ну его на хуй! Я сказал, что нагрузки у них велики, и вообще с парашютом я прыгать боюсь.
– А они?!
– А они сказали, что водители в армии тоже нужны. У них есть договорённость с автобатом, кто им не подходит – всех туда сольют! – Я врал, как на уроке в пятом классе.
…Дело в том, что врать я научился с малых лет. Врал всегда и много, но делал это настолько профессионально, что окружающие даже и не подозревали. А если за редким исключением меня ловили на вранье, я элементарным приёмом выходил сухим из воды. Секрет был прост: «Я пошутил!».
Но в шестом классе произошёл переломный момент. Информацию, которая выдаётся за действительность, надо постоянно запоминать и преподносить порциями, как порошок пациентам, и ни в коем случае порошки нельзя перепутать. В тот день учительница биологии, в очередной раз начав философскую беседу о сути вещей в природе и обществе, сказала, глядя на меня: «Самая трудная судьба у людей, которые врут. Их память вынуждена работать на износ для запоминания всех причудливых ходов воображения. Намного проще говорить правду, она всегда на поверхности и за ней в глубины памяти нырять не надо!».
Уже с урока я вышел прямолинейным и правдивым человеком, но не стоит забывать, если ты когда то что то умел, то навыки остаются навсегда…
Четвёрка неудачников, удовлетворённая моим быстрым разъяснением и позицией, двинулась наверх, а я, понизив проходной бал в своё будущее, радостно подпрыгивая на ступеньках, спустился вниз.
Тем, кто прошёл собеседование, разрешили одеться и перекурить. Курилок на территории не было, но существовали традиционные места курения. Одним из таких мест был угол нашей казармы, куда мы и отошли. Парни все были на подъёме, только некоторые, молча выйдя из казармы, скромно одевшись, присаживались на скамейки и опускали головы. Чтобы мои Вторые при выходе из казармы меня не увидели, я отошёл чуть дальше за угол.