Неуставняк-1
Шрифт:
Появление в строю офицера внесло в наши ряды напряжение: волнения в колоннах ополчения прекратились, воцарилась тишина, и только радостное чириканье воробьёв нарушало торжественность момента.
Перед выстроившимся войском вышел дежурный капитан.
– Равняйсь, смир-р-но! – До подачи команды капитан сам принял стойку смирно, потом расслабился и, поведя головой слева направо, проверил чёткость её выполнения.
Мы явно постарались его удовлетворить, и он скомандовал: «Вольно!»
– Товарищи Призывники! – Воробьи замолчали и тоже начали прислушиваться к голосу военачальника. – Вы все прибыли на сборный пункт Уральского военного округа
– Так точно, – послышался ответ обречённых на стужу.
Для поднятия боевого настроя капитан ещё несколько раз, усиливая голос, поинтересовался у нас: «Ясно?!», а мы, в свою очередь, чтоб его не огорчать, всё дружнее и дружнее отвечали на его вопрос: «Так точно!!!»
– Так, понятно, время есть, отработаете! – Капитан поднял папку, зажатую в левой руке, и произнёс: «Я сейчас буду зачитывать пофамильно и называть команду! Каждый, услышавший свою фамилию, должен отвечать громким: Я! Затем я назову номер его призывной команды. Каждый запоминает свой номер и ждёт следующих распоряжений. Ясно!?!
– Так точно!
Воробьи, влюблённо слушавшие капитана, вдруг, чего-то испугавшись, поднялись и с криком бросились врассыпную. Один из них, видно, от нервного срыва, пролетая над нашим строем, открыл свой бомболюк и на мою левую грудь повесил первую для меня ратную награду.
Капитан принялся неустанно произносить фамилии, имена и отчества, после утвердительного «Я!» он громко, с расстановкой называл номер команды. Список был длинным, зачитывал он его в алфавитном порядке. Номер моей команды был 245, или 247, или 248 – неважно, главное – передо мной оказалась дверь в десантные войска. Другие войска я уже не приемлю. Ну, уж очень их сержанты слабы против наших, а я обязательно должен был стать сержантом. Из общего строя прибывших в мою команду попало человек двадцать и Костя, что меня очень порадовало.
Когда чтение именного списка закончилось, капитан поднял глаза и спросил: «Кого не зачитал?».
И что вы думаете?!
Наш Третий поднял руку, сил крикнуть у него ещё не было. Капитан подозвал его к себе и принялся вновь изучать списки, а нас стали громкими голосами зазывать офицеры. Они вышли из строя и, не перебивая друг друга, громко произнесли номер своей команды, так повторилось три раза. Мы же, услышав назначенную нам цифру, должны были скучковаться возле офицера своей команды, а его сержанты ставили нас в коробочку. В результате всех этих перестроений вдоль дороги образовалась колонна, разбитая на неравные части. Третьего увёл капитан, а для нас прозвучала команда:
– Равняйсь, смирно, вперёд шагом марш!
И мы, как пьяная сороконожка, двинулись в сторону дружелюбно распахнувшихся для нас ворот.
– Ну, встречай нас, родная Армия, мы прибыли, прими нас с миром! – вырвалось у меня из груди.
– Разговорчики в строю! – подал голос офицер.
Часть 2: Пункт сбора
Остаток первого дня
Пункт сбора – большая
Основной растительностью в периметре пункта были сосны. Ближе к воротам густоту деревьев можно было назвать лесом, вглубь и в сторону от бетонной казармы растительность менялась вплоть до полупустыни. Практически вся местность была вытоптана, корни высоких сосен выпирали из земли и походили на щупальца осьминога. Везде организованными кучками располагались разрозненные отряды ополченцев. Нас отвели за казарму и расположили на спортивном городке. Через некоторое время к нам присоединилась ещё одна часть соратников во главе с известными нам сержантами. Как потом оказалось, это мы были их добавкой, а не они нашим пополнением. Самые старые из парней прибыли сюда три дня назад, поездом. Затем к ним стали медленно подвозить остальных.
Основная задача состояла в том, чтобы скоротать время от подъёма до отбоя. Спать на земле нельзя, сидеть можно только на скамейках, а их катастрофически не хватает. Перемещаться следует только организованной толпой, баня бывает, но её ещё никто не видел. Кормят парашей, а ложку надо иметь свою. На довольствие вновь прибывших поставят завтра, а пока сосите …уй. Чтобы не было скучно, нас разделили на две команды и устроили спортивные соревнования. Мы делали всё: отжимались, бегали наперегонки, подтягивались, упражнялись в строевой подготовке, играли в Чапаевцев. Наши сержанты также принимали горячее участие, словно на кон было поставлено не время, которое нужно убить, а реальная жизнь. Старшина вальяжно сидел на скамейке и, как мне казалось, сочинял стихи. Он внимательно следил за нами, затем отводил глаза и делал какие-то записи в блокноте. Выглядел он умиротворённо и вселял спокойствие. Медленно приближался вечер, утренний хмель давно вышел, вода в уличных поилках была ржавая и тухлая, голод накатывал с удвоенной силой. Я уже готов был выйти на охоту, но по кругу ходили лишь стада голодных безлошадных ковбоев и ни одного бизона, чтобы хоть сырым мясом, но утолить свой голод и жажду.
Солнце уже готовилось завалиться за ветки стоящего вдалеке леса, когда старшина привёл из столовой отряд обстрелянных ополченцев. Он позвал нас, и мы, как голодные шакалы, подступили к более удачливым однополчанам, которые светились здоровьем и сытостью. Их животы от приёма пищи распухли и выпирали. Глядя на эти довольные хари, было ясно, что в беде нашей они нам не товарищи.
– Так, Тела, подошли и встали вокруг плотным кольцом! – скомандовал старшина.
Мы, нехотя передвигая голодные тела и волоча ноги, выполнили наш предсмертный приказ.
– Доставай! – произнёс благодетель. – У вас три минуты! Всё сметать, крошек не оставлять! И языком не трепать!
Как на евреев, на нас посыпалась манна небесная – сытые товарищи из-за пазух начали доставать буханки хлеба и, разламывая каждую, передавать нам – узникам Освенцима. Мы, не спрашивая, откуда такое чудо, вгрызались в свежий безвкусный хлеб и жевали его, жевали, жевали. По одному и попарно мы начали отбегать к водопойке и сладкой сырой водичкой запивать последние куски застрявшего хлеба.