Неуставняк-1
Шрифт:
Егоршино
Станция Егоршино – это пункт комплектования и отправки команд призывников на просторы нашей огромной Родины. Он и сейчас не утратил своего предназначения, только география призывников уменьшилась до Центрального военного округа. Впрочем, наши боевые подразделения в Таджикистане также комплектуются отсюда.
Особой ностальгии по пункту нашего сбора нет. Три с половиной дня, изменившие жизнь окончательно, безжалостно втолкнули меня в начало армейской действительности.
Разум не приемлет, но события, произошедшие не только со мной, требуют своих откровений.
Дорога для нашего автобуса
– Ёбаный папуас, щас точно встрянем! Я в лужу ни хуя не полезу, пусть вытаскивает ваш призывной начальник, – подал голос водитель.
Лицо его сосредоточилось, губы напряглись, а слова он произносил так, словно у него на спине лежал мешок с песком кило на сто. Весь он подался вперёд и каждый раз, когда машине требовалось усилие, подталкивал её, упираясь тощим животом в руль.
– Ну, давай, ласточка! – цедил он сквозь зубы, когда мы въезжали в очередную лужу. – Я, бля, прошлым призывом встал вот в этой, четыре часа куковал, пока пригнали трактор, а когда цеплял её (вероятно, “Ласточку”), простыл так, что чуть богу душу не отдал! – сетовал водитель, обращаясь к прапорщику.
Сам прапорщик молчал, но телом тоже подталкивал машину, приближая миг нашего с ним расставания.
Амфибия под названием “Ласточка” выехала на площадь. Это была не городская площадь, а обычный сельский сход. Просто улица расширилась, и образовалось неровное круговое пространство, куда мелкими ручейками стекались несколько переулков и лужа – знаменитая гоголевская лужа, которую неоднократно и с любовью описывал гений. Мне за ним не угнаться, поэтому я повторяться не буду. Когда наш баркас проплывал по краю этой водной глади, из переулка показался мужик. Он неуверенной походкой дошёл до конца переулка, а дальше только кромка суши вокруг огромной лужи, густые заросли кустарника и крапивы, охраняющие границы ветхих заборов.
Мужик из переулка словно выпал. Шаг назад идти ему помогал редкий штакетник расшатанных заборов, охранявших пределы частной собственности, а тут вдруг ничего, ну просто ничего, одним словом – засада. Ему без поддержки забора удержаться на ногах было просто невозможно. Он попробовал встать, чтобы двинуться вдоль кромки, но попытка не увенчалась успехом, и он, оказавшись в очередной раз на коленях, поднял голову и посмотрел вдаль – через лужу, рассекая которую, осторожно шаря колёсами по дну, проплывала наша “Ласточка”. Взгляд его заметался, требуя развеять наваждение. Я посмотрел на другую сторону площади и увидел гостеприимно распахнутую дверь сельмага, которую скрыл наш автобус.
Сам магазин и все сооружения в этом населённом пункте были построены потомками архитекторов из города Пиза. Стиль их полностью сохранял архитектурные традиции известной башни, но некоторые пошли ещё дальше и, дабы превзойти своих учителей, добились такого наклона стен, что подпирали их, для целостности конструкций, жердями.
По ходу движения автобуса я продолжал следить за этим странником. Он, безвольно опустив голову, принял позу молящегося мусульманина до момента земного поклона и, слегка
Наш корабль уже выбрасывался на мель, когда герой вполз в лужу по локоть. Смог ли он преодолеть преграду или нет, не знаю, площадь закончилась, и мы снова въехали в улицу.
Приехали
Сборный пункт находился где-то на окраине. Нас подвезли к воротам и выгрузили. Мы встали двумя обособленными кучками. Первые делали безразличный вид бывалых и курили, Вторые жались к центру своего сообщества на расстоянии вытянутой друг от друга руки. Третий стоял, опустив голову, и старался краем своей рубашки протереть очки, из его кармана торчал мятый мокрый носовой платок. Прапорщик зажал пакет с нашими документами между коленок и принялся оправлять китель, который опоясывала новая портупея с ремнём через плечо. Вдруг прозвучала команда:
– Старшие машин, ко мне! – Возле ворот стоял невысокий капитан.
На портупее, опоясавшей его китель, висела пистолетная кобура, из которой хвостиком свисал и через дренчик крепился узкий кожаный шнурок, а красная повязка на руке гласила: «Дежурный по сборному пункту».
– Смотри! – Толкнул меня плечом Дирижёр. – Не хухры тебе мухры! Вишь, с пистолетом ходит! А шнурок для того, чтобы у него его не спиздили.
Наш прапорщик медленно закончил приводить себя в порядок и небыстрым шагом подошёл к этому капитану. Точно так же, не проявляя излишней активности, к нему подтянулись и другие старшие машин. Каждый из них был индивидуален как в звании, так и в своей принадлежности к родам войск.
Из ворот вышли сержанты разных мастей и неровным строем замерли, глядя на нас усталым взглядом. Ими командовал бравый десантник в звании старшины. Конечно, он был красавец: парадный китель притален и укорочен, вместо рубашки – тельняшка, а на голове – лихо посаженный голубой берет с кокардой и маленьким уголком, изображающим развевающееся знамя. Два ряда значков украшали его нехилую грудь, а начищенные до блеска сапоги имели необычную для того времени, до середины голенища, шнуровку.
Блин! Это одновременно было и красиво, и круто! Все же остальные младшие командиры выглядели как-то очень уж младшими.
Старшие машин, передав объёмные пакеты, вернулись к своим группам призывников. Наш прапорщик подошёл к Дирижёру и, молча протянув руку, взялся за ручку котомки Третьего, в которую мы запихнули нужные остатки со стола и две початые бутылки водки: «Вам, сынок, теперь это долго не пригодится, а мы за ваше здоровье и благополучную службу…» – он не договорил. Дирижёр сразу сдулся, его рука, державшая сумку, вдруг затряслась, и он её отпустил.
Я посмотрел вдоль колонны автобусов. Не все, но многие старшие несли в руках подобные котомки. Сопровождавшие нас официальные лица сгруппировались в один автобус, окна которого быстро покрылись испариной. Колонна автобусов сделала разворот перед воротами части и двинулась назад, увозя нашего прапорщика, а с ним – наши детство, юность, молодость.