Неустойчивая каденция

Боровский Сергей

– Ты же какой-то там геолог.

– И? У тебя неверное представление о нашем брате. Мы романтики и поэты. Песни у костра, встречи со снежным человеком.

– Извини, я как-то не подумала.

Она поволокла его, упирающегося, за руку к «комиссарше».

– Да вы, Петр Данилович, гений, - неподдельно восхитилась та, изучив документ по диагонали.

– Шутите?

Ответом его грозная женщина-режиссёр по обыкновению не удостоила и вместо этого принялась выспрашивать у Тони, успеют ли они поставить миниатюру к выступлению через две недели. Сама же себя убедила в том,

что-таки да. Мнением Угрюмова никто не интересовался.

Его пьесу принялись тут же править.

– Это не годится. Так не пойдёт. Это лишнее. Здесь сократить.

Угрюмов сопротивлялся вяло по причине неопытности, но всё же отыграл несколько важных с его точки зрения эпизодов.

Далее события стали развиваться ещё быстрее. Тем же вечером «комиссарша» раздала актёрам распечатанный на машинке под копирку текст, представила мимоходом автора, и они сделали «предварительный прогон». Убожество вылепилось невероятное. Угрюмов морщился и терпел, так как понимал, что перед ним наполовину окрашенный забор, торчащая из земли арматура для будущего фундамента дома. Тоне роли не досталось, потому что пьеса не содержала персонажей женского рода вообще. Она сидела по правую руку от Угрюмова, нежно массируя его локоть.

***

От приглашения к нему «домой» она в тот вечер не отказалась, легкомысленно не уточнив деталей. Он и сам эти «детали» задвинул куда подальше, на задний план.

Тамара Ивановна удивления не выказала, а Оля бросилась к незнакомой тётеньке на шею, сообщив кучу ненужных новостей. Наверное, поэтому Тоня не убежала тогда обратно, в объятия вечернего города.

Они пили чай, тёща каламбурила как ни в чём не бывало, Оля знакомила тётю Тоню со своими куклами. Угрюмов наблюдал за ними со стороны и находил новую свою пьесу ещё более остроумной и жизненной, чем первая.

– Вы на кого учитесь?

– На кибернетика.

– Разве это женская профессия, возиться с роботами?

– Что вы! Кибернетика — это совсем другое. Много математики, логики, вычислений.

– Ну, ладно, - сдалась Тамара Ивановна.
– А кем вы будете работать, когда закончите?

– Так как же, - растерялась Тоня.
– Кибернетиком и буду.

Угрюмову пришлось вмешаться, чтобы рассказать про ЭВМ и людей в белых халатах с перфокартами. Образ возымел положительное действие на пожилую даму, далёкую от технического прогресса. Она вспомнила молодость и рассказала, как однажды помогала мужу разбирать и собирать двигатель трактора.

– Я подавала ему детали и ключи. Никогда больше — ни до, ни после — я не слышала от него таких грязных слов.

– В прошлый раз это был танк, а не трактор, - подколол её Угрюмов.

– Разве? Ну да всё равно. Для меня между этими железными монстрами разницы нет.

– А вы, Тамара Ивановна, кто по профессии?
– нашлась воспитанная Тоня.

Угрюмов предупреждающе кашлянул, но тёща строго посмотрела на него.

– Мне стыдиться нечего. И заступники мне не нужны. В колонии я работала до пенсии. Не охранником, конечно, а в канцелярии. В мои обязанности входила переписка заключённых.

– Как это?

– Письма проверяла. Чтобы ничего незаконного, никакой крамолы. Они, знаешь, там не о любви друг другу пишут, так что не думай, будто это подглядывание какое. Иногда планы побегов даже обсуждали.

– Что же они такие глупые?

– Не скажи. Они на этот счёт свои словечки изобретают. Вроде бы написано: «получил от тебя носки». А на самом деле оно означает: «конвоир куплен».

– Страсти какие!

– У меня две правительственных награды, - похвасталась тёща.
– И пенсия особая. И квартиру дали в приличном районе, улучшенной планировки.

Разговор получился в итоге весёлый, но чем темнее становилось на улице, тем тревожнее выглядело Тонино лицо. Она имела все основания уйти, но почему-то не уходила. Но и ближайшее будущее явно пугало её неопределенностью.

– Вы же останетесь у нас ночевать?
– спросила тёща, заставив девчонку непроизвольно вздрогнуть.

– Конечно, - опередил её с ответом Угрюмов.
– Можно постелить ей в зале или у Ольки.

– Со мной! Со мной!
– закричал радостный ребёнок и второй раз за вечер помог Тоне принять трудное решение.

– И правильно, - резюмировала тёща.
– По улицам шататься в такой час небезопасно.

Она ушла наводить в детской спальне порядок, а Угрюмов сел на корточки у Тониных ног, целуя ей пальцы.

– Ты самая восхитительная девушка на свете, - сказал полушепотом он.
– Желаю, чтобы сегодня на новом месте тебе приснился жених.

– Только пусть наяву не суётся. А то получит чем-нибудь тяжёлым по голове.

– Так ему и передам.

Утром, перед тем, как уйти, Тоня клятвенно пообещала Тамаре Ивановне, что снова придёт в гости на выходные. Оля прижимала к её щеке свою и игриво грозила пальчиком:

– Слушайся бабушку!

Угрюмов посадил Тоню на такси, заплатив водителю вперёд. При этом он шепнул ему на ухо:

– За сохранность пассажирки отвечаешь головой.

– А я что?
– удивился тот.

– На всякий случай.

***

Вторая репетиция пьесы новоиспеченного драматурга состоялась через два дня. В нём вдруг проснулся всамделишный автор, в худшем смысле этого слова. Он яростно доказывал «комиссарше» несостоятельность некоторых её подходов, настаивал на важных и пустяковых деталях, ругался. Грозил отозвать рукопись, когда логика давала сбои, и хромало красноречие.

– Вы какое богоугодное заведение заканчивали, молодой человек?
– с трудом сопротивлялась женщина.
– Ни в какие ворота!

– Это потому, - шипел на неё Угрюмов.
– Что ваши глаза зашорены штампами. Идите и промойте их холодной водой.

– Хамите!

– Взаимно!

Актёры с удовольствием наблюдали за перебранкой, которая в своём роде тоже получилась зрелищной. Единственным человеком, которого совершенно не интересовало происходившее на сцене и вокруг, была Тоня. Она лишь мучительно ждала окончания мероприятия, чтобы засыпать кавалера вопросами.