Неведомое путешествие за пределы последнего табу
Шрифт:
С темнотой, смертью или страхом нужно не подружиться; нужно просто от них избавиться. Нужно просто проститься с ними навсегда.
Этот страх — твоя привязанность; дружба с ним сделает ее еще глубже. Не думай, что, подружившись со страхом, ты будешь готов идти вовнутрь. Даже дружественный страх тебе помешает; фактически, он помешает больше. Он помешает по-дружески, даст дружеский совет: «Не делай таких вещей. Внутри ничего нет. Ты упадешь в ничто, а вернуться из ничто невозможно. Остерегайся падать вовнутрь
Страх нужно понять — но не подружиться с ним, и он исчезнет.
Чего ты боишься? Когда ты родился, ты родился обнаженным. Ты не принес с собой никакого банковского счета — но ты ничего не боялся. Ты входишь в мир совершенно обнаженным, но входишь как император. Даже император не может войти в мир так, как входит ребенок. То же самое верно в отношении того, чтобы войти вовнутрь. Это второе рождение; ты снова становишься ребенком — такая же невинность, такая же нагота, такое же отсутствие чувства собственности. Чего тебе бояться?
В жизни ты не можешь бояться рождения. Оно случилось; теперь с ним ничего сделать нельзя. Ты не можешь бояться жизни; она уже происходит. Ты не можешь бояться смерти; что бы ты ни сделал, она случится. Так чего бояться?
Меня всегда спрашивали очень знающие люди:
— Тебя никогда не беспокоит, что случится после смерти?
Я всегда недоумевал, действительно ли эти люди знающие. Я им говорил:
— Однажды я родился, и не было никакого беспокойства. Я никогда, ни на мгновение не думал, когда родился, с какими трудностями, тревогами и болью мне придется столкнуться. Меня просто не было! То же самое случится; когда вы умрете, вы умрете!
Конфуция спросил один из его самых значительных учеников, Менций:
— Что случится после смерти? Конфуций сказал:
— Не трать время впустую. Оказавшись в могиле, ты сможешь лежать и об этом думать; но зачем беспокоиться сейчас?
Столько людей лежит в могилах и думает! Можно подумать, что никакой проблемы, кажется, нет. На каждом кладбище, — а кладбищ миллионы, — люди просто спокойно лежат. Они не встают, чтобы навести справки: «Что происходит? Какие сегодня новости?» Они даже не переворачиваются с бока на бок. Они так расслаблены.
Когда люди умирают, им закрывают глаза из страха, что «эти бедняги будут продолжать смотреть в могиле».
Становится страшно, если подумать, что тысячи людей в могилах лежат и смотрят, — «нужно закрыть им глаза».
У меня была дальняя родственница, которая была уникальна тем, что когда она спала, у нее один глаз оставался открытым. Она не могла по-другому, потому что этот глаз был вставной. Но каждый раз, когда она приезжала к нам в семью, я пугал людей. Каждый раз, когда она засыпала, я приводил их и говорил:
— Вот, смотрите: даже когда она спит, один глаз открыт.
В смерти люди пытаются закрывать мертвым глаза, но не верьте; что это получится. Они откроют глаза и начнут оглядываться по сторонам:
— Что происходит?
Страх того, что случится, когда ты умрешь, излишен. Что бы ни случилось, это случится — и в любом случае ты ничего не можешь сделать заранее. Ты ничего не знаешь, поэтому нет речи о том, чтобы выполнить какую-то домашнюю работу, подготовиться к вопросам, которые тебе зададут, или к людям, которых ты встретишь, научиться их манерам и языку. Мы ничего не знаем. Не стоит об этом беспокоиться; не трать время впустую.
Но это страх, страх того, что после смерти что-то случится — а ты будешь так одинок. Даже если ты позовешь из могилы, никто не будет слушать. Люди в страхе закрывают могилы наглухо. Если оставить открытым какое-то окошко, все испугаются — вдруг мертвые начнут в него выглядывать?
Нет никакого вопроса страха, нужно только немного разума — не дружбы со страхом, но разума: сердце искателя приключений, храбрость тех, кто идет в неизвестное. Они блаженны, потому что они находят смысл и значение жизни. Лишь они живут; другие только ведут овощное существование.
Француза, еврея и поляка приговорили к тридцати годам тюрьмы. Каждому из них была предоставлена одна просьба, которую должен был выполнить тюремщик.
— Женщина, — сказал француз.
— Телефон, — сказал еврей.
— Сигарета, — сказал поляк.
Через тридцать лет француз выходит из тюрьмы с женщиной и с десятью детьми.
Еврей выходит из тюрьмы с десятью тысячами долларов комиссионных, которые он заработал за это время.
Поляк выходит и говорит:
— У кого-нибудь есть спички?
Не будь поляком! Тридцать лет держать сигарету и ждать: «Когда откроются двери, я у кого-нибудь попрошу спичку».
Прежде всего: немного разума, немного чувства юмора, немного любящего сердца — тебе не нужно много, чтобы войти в свое существо. Серьезные люди продолжают стоять снаружи с унылыми английскими лицами.
Отцу Мерфи нужно было собрать денег для своей церкви, и он услышал, что деньги можно выиграть на бегах. Как бы то ни было, на лошадь денег у него не хватило, и он вместо нее купил осла и выставил его на скачках. К его удивлению, осел пришел третьим. В спортивных газетах появились заголовки: «Осел священника вышел на третью позицию»[Игра слов: «Priest's Ass Shows» — У священника видно задницу»].
Отец Мерфи поставил его на следующий заезд, и на этот раз осел победил. Появились заголовки: «Осел священника вырвался вперед»[«Priest's Ass Out Front» — «У священника задница спереди»]
Епископ так расстроился от этих публикаций в газетах, что приказал Отцу Мерфи не выставлять больше осла на скачки. В заголовках появилось: «Епископ вычеркивает осла священника»[«Bishop Scratches Priest's Ass» — «Епископ чешет задницу священника»]
Для епископа это было уже слишком, и он приказал Отцу Мерфи избавиться от осла. Он отдал его Сестре Терезе, и в газетах написали: «Монахиня получила лучшего осла в городе»[«Nun Has Best Ass in Town» — «У монахини лучшая в городе задница»].