Невенчанная жена Владимира Святого
Шрифт:
– Чем?! Сгорит ведь!
– Его в снадобье чуть надо было, может, много добавила?
Глядя в хитро блестящие глаза супруги, Старой покачал головой:
– Ты там-то не радуйся, не то все поймут.
– Не бойся, не дура! – огрызнулась боярыня.
Похожий разговор состоялся в княжьем тереме, Мальфрид повторила состав снадобья, честно-честно глядя в глаза князю, мол, медовый взвар, мята, ромашка и голубиный помет.
– Ты этим мазалась?
Бывшая княгиня скромно опустила глазки:
– Да, князь, в девичестве еще, чтобы лицо белее было…
– Целым фунтом помета?! – ахнул Владимир.
Глаза боярыни полезли на лоб:
– Каким
Князь рухнул на лавку, зайдясь от хохота. Лекарь из дальнего угла смотрел на него с недоумением. Вытирая слезы, Владимир махнул рукой византийцу:
– Поди сюда. Сколько княгиня помета взяла?
– Фунт!.. – осторожно протянул тот.
– А надо было? – повернулся к Мальфрид князь.
Та, с трудом сдерживая довольную улыбку, скромно протянула:
– Золотник только…
– Ах! – всплеснул руками лекарь. – Это же почти в десять раз разница!
С лица князя еще не сошла улыбка, но он все же поинтересовался:
– Ты кому состав говорила?
– Как кому?
– Ну кому из боярынь рассказала, сколько чего надо?
– Да никому, – пожала плечами Мальфрид, – самой княгине на ушко и сказала, чтоб другие не слышали.
И снова терем потряс хохот князя. Он решил, что Анна сама увеличила количество помета, чтобы отбелить лицо скорее. Мальфрид уехала обратно, все так же довольно улыбаясь, а Владимир долго еще не мог поцеловать свою жену не столько потому, что лицо было красно и сильно болело, но и потому, что, оказавшись рядом, живо представлял фунт голубиного помета на ее щеках.
Боярин Старой постарался скорее увезти свою супругу подальше, чтобы еще чего не насоветовала.
Рогнеда, улыбаясь, спешила в свою келью. Ее пришла навестить дочь – княжна Предслава. Конечно, не одна, при ней мамка Вятична, что следит, чтоб маленькая княжна была всегда сыта, опрятно одета и не наделала глупостей. Девочка смышленая, знает буквицы, умеет складывать слова, уверенно считает быстрым счетом.
Мать с радостью прижала дочку к груди, видела ее редко, каждой встречи ждала с нетерпением. Предслава очень вытянулась за последние месяцы и продолжает расти, оттого почти долговязая, пока нескладная, острые коленки, острые локти, тонкая шея. А еще большой рот и огромные глаза под пушистыми темными ресницами. Но внимательный взгляд легко заметит, что дочь будет очень похожа на свою красавицу-мать. Лебеди сначала тоже не слишком красивы, маленький лебеденок супротив курчонка куда как уродлив, но пройдет время, и станет красавцем, а цыпленок превратится в толстую наседку. Так и княжна, пока голенаста, но сквозь детские черты уже проглядывает обличье будущей красавицы.
Матери все равно, какой будет дочь, она любит любую, но и Рогнеда видит породу Предславы и радуется этому. Целовать монахиню не к лицу, но дочери можно, девочка все равно старалась вести себя чинно, только ей это долго выдержать не удалось. Княжна обхватила мать обеими руками, прижалась, терлась лицом, головой о ее руки, плечи. Рогнеда внимательно вгляделась в лицо Предславы:
– Как тебе живется? Никто не обижает?
– Нет, нет! – горячо успокоила ее дочь, но по тому, как отвела глаза в сторону, Рогнеда поняла, что не очень. Она уже знала, что мачеха выговаривает княжне на ее голенастость и худобу, точно сама красавица. Украдкой вздохнула – пока не подрастет Предслава, так и будет княгиня Анна попрекать ее, чем сможет. А вырастет, отдадут замуж далече, еще хуже будет… Рогнеда одернула сама себя: если у дочери судьба сложится счастливо, муж любить будет да не обидит, то пусть и далеко от матери. Лишь бы ей было хорошо!.. Лишь бы ей…
Предслава провела у матери несколько часов, но показалось – один миг. Домой возвращалась чуть не в потемках. Мамка семенила следом, кряхтя и крестясь, хорошо понимала, что княгиня по голове за такое отсутствие княжны не погладит. Хотели тихо прошмыгнуть в терем и в свою светелку, но не удалось. Видно, кто-то из челяди следил и не пропустил их прихода. В переходе путь заступила ближняя боярыня княгини Анны:
– Княгиня велела прийти к ней!
Мамка Вятична быстро закивала:
– Зайдем, непременно зайдем…
Но боярыня не пропустила, мамка влево, и она влево, Вятична вправо, и боярыня вправо:
– Сейчас зайди!
Вятична, вздохнув, подтолкнула Предславу, прошептав:
– Иди уж, все одно не отстанет.
Княгиня сидела вполоборота к входу, сначала даже головы не повернула в сторону вошедших. Потом глянула как-то боком исподлобья, фыркнула:
– На дворе ночь, где ты ходишь?! Порядочной девке не пристало по ночам из дома шастать! Да еще и одной!
– Я не одна!.. – пролепетала княжна.
– Беспутная! Я отцу все обскажу! – Княгиня не слушала объяснений падчерицы.
И Предслава не выдержала, детский голосок почти сорвался, когда она закричала в ответ:
– Я не беспутная! Я у матери была!
Княгиня недобро усмехнулась вслед выбежавшей из ложницы княжне. Много воли себе взяла, ведь не велела же никуда ходить, так не послушалась! Будет о чем князю наговорить.
Князь Владимир сначала отмахнулся от слов жены, но та заставила прислушаться. Негоже девке по Киеву разгуливать, даже с мамкой негоже… Отец велел позвать к себе дочь. Предслава шла к нему в трапезную, трясясь от страха: что скажет? Вятична семенила следом, на ходу поправляя то плат своей любимицы, то ленту в толстой, с руку, косе.
Владимир впервые за много месяцев внимательно посмотрел на дочь. Если сыновей еще видел каждый день, то дочерей нет, те все больше с мамками своими. Предслава выросла, вытянулась, совсем скоро заневестится. Княжна вошла в дверь робко, смущалась перед отцом, но в какой-то миг вдруг в душе девочки что-то встрепенулось, она гордо вскинула голову – ну почему должна бояться? Ведь ходила не одна, да и была в монастыре у матери! Эта гордо вскинутая головка мгновенно превратила ее из гадкого утенка в того самого будущего красивого лебедя. Ощущение длилось недолго, но князю хватило, чтобы увидеть в дочери ее мать! Владимир замер, глядя на Предславу широко раскрытыми глазами, показалось, что перед ним стоит совсем молоденькая Рогнеда! Он не видел бывшую жену девочкой, но сейчас не сомневался, что полоцкая княжна была именно такой.
Предслава тоже замерла, наткнувшись на застывший восхищенный взгляд отца. Даже украдкой поглядела вправо-влево, чтобы убедиться, что рядом никого нет. Князь не смог ничего выговорить дочери из того, что требовала княгиня Анна. Просто чуть укорил, чтоб не ходила допоздна, опасно, в Киеве татей развелось много…
Конечно, княгиня еще не раз жаловалась на падчерицу, ее негодное поведение, мол, и к матери продолжает ходить, и дерзит, и вообще своенравна, но Предслава все чаще давала отпор. Князь от жалоб только отмахивался, ему совсем не хотелось разбираться в женских распрях.