Невенчанная жена Владимира Святого
Шрифт:
Она тоже вышла посмотреть на тихий вечер. В небе появились первые звездочки, вдали под Горой уже затихал торг, хотя на реке еще перекликались купцы в своих ладьях, решая, кому как меняться местами. Наступил теплый летний вечер, Киев готовился ко сну. Монахиня остановилась рядом с новенькой, постояла, глядя на закат, вздохнула:
– Хорошо-то как, ветра нет… Завтра будет добрый день… – И вдруг повернулась к Евдокии: – Мне твое лицо точно знакомо, может, виделись где?
Та ответила чуть охрипшим голосом:
– Нет, откуда? Нет…
Бывшая княгиня внимательно посмотрела на уже едва видное в сумерках лицо сестры. Та собралась уходить,
– Видела… Ты у князя в Вышгороде жила. И сына ему родила…
Почувствовав, как напряглась, почти дернулась Евдокия, положила свою прохладную руку на ее запястье:
– Не бойся, я не выдам. Да и хорониться незачем. То не грех, ты же не по своей воле… А если и грешна, так покайся, отмоли. Я не меньше тебя грешна, вот молю всякий день о прощении.
Евдокия как-то странно всхлипнула, но промолчала. Анастасия решила, что сестра готова к покаянию, сжала ее пальцы, горячо зашептала:
– Покайся, облегчи душу. Тяжкий груз с нее снимешь, заново жить начнешь!
Та вырвала руку и бросилась прочь.
В следующие дни Анастасия новенькую не видела. Поинтересовавшись, где она, получила ответ, что отпросилась на несколько дней сходить к родным в село. А на расспросы, откуда появилась, Агафья ответила, что дальняя, из ростовских земель. Близь Киева лишь дальние родичи. Бывшая княгиня подивилась, она уже вспомнила и Крижану, и ее сынишку, которых Блуд вернул домой в Изборск. Почему скрывает? Когда Евдокия снова появилась в монастыре, то разговаривать с Анастасией не стала, только недобро блеснула глазами, и все. Это удивило бывшую княгиню, решила еще раз поговорить с новенькой, обещать, что никому не выдаст ее тайну.
И снова Евдокия увернулась, резко ответила, что Анастасия ошиблась, она никогда не видела князя и не знает, кто такой Блуд!
Княгиня чуть улыбнулась:
– А я тебя про Блуда и не спросила. Не ведаешь, и не надо. Хочу сказать, чтоб жила спокойно, я не выдам. И более напоминать про то не стану.
И впрямь больше ни разу между ними не было таких разговоров. Анастасия точно забыла о прошлом Евдокии. Зато она сама нет. На свою и Рогнедину беду.
Оглянувшись назад, Владимир мог сказать, что Русь изменилась со времени его возвращения из-за моря, и в том его заслуга. Под Киев взято много земель, замирены или побиты многие враги, дань платится исправно, стоят по границам со Степью новые грады, но главное – на Руси новая вера. В Киеве и Новгороде строят новые церкви, по дальним городам пошли священники, наученные в Царьграде или здесь, на Руси. Они, правда, не слишком преуспели в крещении остальных земель, но князь не настаивал. Хватит сожженного Новгорода. Ничего, не все берется с налета, миром тоже можно многое сделать.
В далеком Ростове молодой князь Ярослав Владимирович преуспел в своем правлении. Одно не очень нравилось ему – не слишком удобно когда-то княжьи дружинники поставили погост, вокруг есть места и получше. Однажды князь проплыл от Ростовского озера к Волге и был удивлен, почему люди не поселились в месте впадения реки Которосли в Волгу. Именно это место и называлось медвежьим углом, потому как располагалось как раз в углу, образованном одним из протоков Которосли, Медведицей, и Волгой. Очень уж понравилось место князю, и здесь был заложен новый город, построена деревянная церковь во имя святых апостолов Петра и Павла. Конечно, город назвали Ярославлем. Кроме того, был заложен и храм Святого пророка Илии.
Но, несмотря на обилие новых храмов, насельники медвежьего угла, названного Ярославлем, еще долго поклонялись богу Волосу. Не все были довольны появлением нового града, ведь неподалеку Тимерево. Ярославль сильно оттягивал на себя люд из Тимерева, стало хиреть прежнее поселение, жившее волоками и торгом с Волги.
Князь Владимир набирал насельников в новые грады, что строил по границе со Степью, уходили из родов самые сильные и молодые, рушился родовой уклад. Волхвы были против такого переселения. В Сарске тоже с тревогой ждали княжьих поборов даннических и людских.
– Ярослав, – у Блуда не очень получалось звать воспитанника князем, при чужих старался, а меж собой звал Ярославом, как привык, так казалось ближе, – гонец от князя Владимира из Киева прибыл.
– Что принес?
Воевода пожал плечами:
– Тебе же весть принес, не мне. Я не спрашивал.
Молодой князь улыбнулся уголками губ – Блуд старательно делает вид, что просто ходит под князем, хотя в действительности Ярослав без него ни на шаг. Умный воевода и хитрый: верно, все должны думать, что за князем сила. Если воевода станет вперед него гонцов принимать, то кто такому князю поверит? Кивнул, направился широким шагом в терем. У Ярослава от рождения искорежена правая нога, хотя стараниями того же Блуда ходить стал, но немного хромает. Пожалуй, только воевода понимает, какой боли стоит молодому князю вот такой уверенный широкий шаг, но Блуд молчит. Если терпит Ярослав, значит, нельзя его останавливать. Не так давно воевода разговаривал со старым лекарем из чудинов, тот сказал, что князь так и будет ходить с хромотой, исправить нельзя, мол, если бы сразу после рождения ему показали…
Гонец озяб, нос красный, руки тоже, на глазах едва не слезы от мороза выступили. Ярослав сердито крикнул на гридей, что держат гонца на ветру, не согрели, но те чуть виновато возразили:
– Сам нейдет… Звали же…
За князем гонец пошел, в гриднице сразу шагнул к жарко натопленной печи, протянул к ней озябшие руки. Но тут же вспомнил о грамоте, которую привез, полез за пазуху, долго выпутывал негнущимися пальцами свиток, протянул Ярославу. Тот кивнул:
– Иди грейся. Потом позову.
Дружинник громко хлюпнул озябшим носом и снова потянулся к печи. И то верно, морозы стоят нешуточные, если долго скакал, то промерз сильно. За бедолагу уже взялись ростовские гриди, они сочувствовали своему киевскому товарищу, прекрасно понимая, что любой мог оказаться на его месте. Вон пошлет князь ответ отцу, кто поедет? И с облегчением подумали, что этот же дружинник и поедет.
Ярослав шел в свою горницу, по пути срывая печать со свитка. Что там пишет отец? Неужто снова требует людей в свои новые грады? Блуд уже ожидал близь горницы.
Так и есть, князь Владимир писал о необходимости послать новых насельников в грады по границе со Степью, мол, если построили, то жить кто-то должен, все города Руси своих людей дают. Ярослав молча протянул грамоту воеводе. Блуд, прочитав, кивнул:
– Что отвечать станешь? Давать людей в тот же Белгород – значит ссориться с волхвами Сарска.
– А то и отпишу, что мне самому свой град Ярославль на границе населять некем. Туда мои насельники пойдут. Должен же он понять, что и Волжский путь охранять требуется! – Ярослав давно не называл князя Владимира отцом, после его женитьбы на цесаревне Анне, говорил «князь» или «он».