Невероятное путешествие мистера Спивета

Ларсен Рейф

– Уничтожь остов зла! – завопил незнакомец. – Очисти свою душу! Призови Его спасти тебя!

Крохотные косточки разъединились так легко, точно давно уже искали возможности проститься со своими собратьями. Сейчас, разбросанные по парапету и чуть подрагивающие в теплом едком ветре с канала, они походили на состриженные ногти.

Я ахнул, не в силах поверить в происшедшее. Кости! К этим костям никто не прикасался после моего рождения. Я подсознательно ждал, что теперь у меня все тело заходит ходуном, а кости, мои собственные кости,

тоже рассыплются.

Ничего не произошло.

– Это был мой подарок на день рождения, придурок! – заорал я и, вспрыгнув со скамейки, толкнул незнакомца в грудь. Ну и худой же он оказался под всеми этими слоями одежды!

Не стоило мне так поступать. В первую секунду он вроде как изумился моей вспышке, потом ухватил меня за воротник и в буквальном смысле оторвал от земли – одной рукой – и притянул к себе. Здоровый глаз злобно сверкал на меня, а второй так и смотрел куда-то вдаль, ни на чем не фокусируясь.

– Дьявол проник в твое сердце, – прошипел он. Изо рта у него несло тухлой капустой.

– Нет-нет-нет, – жалобно залепетал я. – Простите, что толкнул вас. Пожалуйста. Нет тут никакого дьявола. Это просто я. Т. В. Я рисую карты.

– Притязая, что не согрешили, мы выставляем Его лжецом, и Слову Его нет тогда места в нашей жизни.

– Прошу вас! – закричал я. – Я просто хочу домой!

– Ты угодил в лапы дьяволу, но не бойся, ибо теперь с тобой Джосайя Мерримор, преподобный Детей Божьих, Древний пророк избранных израэлитов, Владыка Владык, и я спасу тебя и вырву из лап Лжеца.

– Спасете меня?

Он весь затрясся, и здоровый глаз закатился под стать второму. Библия выпала из его руки и упала на кирпичи рядом с обломками воробьиного скелета, но мой воротник он сжимал все так же крепко. Я ничего не мог сделать. Несмотря на потрепанный вид, этот самый Джосайя Мерримор обладал поистине сверхъестественной силищей. И тут он вдруг достал из кармана пальто огромный кухонный нож, дюймов одиннадцати в длину, весь грязный, в остатках еды, с заржавелым по краю лезвием.

– О Всемогущий, – возгласил он, – исторгни дьявола из сердца этого отрока, отвори его грудь и даруй ему освобождения от земных грехов, обладания запретными останками, от всех его порочных дум и побратимства с падшим ангелом – прими его в свое стадо, ибо благословен он будет, когда мы избавим его от тяжкой ноши.

Он поднес нож к моей груди и принялся разрезать на мне жилетку – медленными, методичными движениями. Даже прикусил язык от старательности – совсем как Лейтон, когда неуклюже завязывал шнурки на ботинках.

Так вот как было предначертано. Каждое действие порождает противодействие, равное по величине и обратное по направление. С того самого февральского дня я всегда подозревал,

что роль, которую я сыграл в смерти Лейтона, рано или поздно потребует и моей преждевременной кончины. Вот оно, противодействие – полоумный проповедник, вспарывающий мне грудную клетку на берегу грязного чикагского канала. Не совсем то, что я себе представлял – но пути Господни (или чьи там еще) неисповедимы. Я закрыл глаза и приготовился покорно принять свою участь.

«Это за тебя, Лейтон, – думал я про себя. – Прости меня за то, что я сделал». Через прорезанные жилетку и рубашку я ощущал касание холодного воздуха, чувствовал, как с груди на живот ползут липкие струйки крови. Я умирал – можно сказать, уже умер.

Но во всех нас слишком силен инстинкт самосохранения. Боль заставляет нас реагировать самым непредсказуемым образом. Как ни хотел я терпеливо вынести столь неприглядную смерть и соединиться с моим братом на небесах… это чертовски больно!

Уже через несколько секунд я начал сопротивляться. Наверное, во мне проснулся инстинкт. Или я, Т. В. Спивет, еще не был готов принять свою судьбу – еще не исполнил всего, что должен исполнить в этой жизни. Люди рассчитывают на меня, я должен произнести речь в Вашингтоне, я даже не закончил карты Монтаны для мистера Бенефидео!

Я тоже актер на этой сцене – я могу действовать, говорить и реагировать по собственному моему усмотрению! Неизбежному противодействию придется подождать.

По-прежнему болтаясь в воздухе, я вытащил из кармана свой «лезерман» (для картографов), открыл нож и ткнул Джосайю Мерримора куда попало. Попало в грудь, чуть ниже левого плеча. Я нанес удар так, как мне бы тогда ударить гремучую змею, как отец стреляет койотов – уверенно и без колебаний.

Противник взвыл и отшатнулся. Кухонный нож с лязгом упал на кирпичи. Я поднес руку к груди – пальцы тут же окрасились кровью. Во рту пересохло. Подняв голову, я увидел, что Джосайя, шатаясь, пятится, пытаясь определить источник боли.

– Почто, дьявол? Почто ты поразил меня, когда я освобождал тебя от тяжкой ноши? Боже, что за милосердие Ты явил Джосайе? Что за милосердие, когда я нес Слово Твое?

Внезапно он споткнулся о швартовую тумбу и свалился за каменное ограждение прямо в канал. Когда он падал, я заметил, что на ногах у него тяжелые армейские башмаки без шнурков. Подбежав к краю, я смотрел, как барахтается Джосайя Мерримор.

– Я не умею плавать, – завопил он. – Боже Всемогущий! Господь, спаси меня!

У него шла кровь, по мутной воде расплывались розовые пятна. Вот он ушел под воду, появился снова, снова ушел – и все кончилось.