Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера
Шрифт:
— Я и есть маленький, — подтвердил Никита. — По ночам гулять нельзя, пиво нельзя, голосовать на выборах нельзя…
— И что же тебя больше всего огорчает?
Елена встала из-за стола и начала складывать в раковину грязную посуду.
— Конечно же то, что нельзя голосовать, — вступил в разговор Данилов. — Какие тут могут быть вопросы.
— Угу, — подтвердил Никита, вылезая из-за стола и занимая стартовую позицию у двери. — Ну, я пойду?
— Подожди! — остановила его мать. — Сначала скажи,
— Это у вас, — поправил сын. — Нас не приглашали. В шесть часов.
— Ой, а у нас завтра совещание на Центре, — спохватилась Елена. — Я точно не успею. Еще не факт, что оно вообще к шести закончится…
— Я схожу, — вызвался Данилов. — У меня завтра обычный рабочий день, к шести в школу спокойно успею.
— Вот и хорошо! — обрадовалась Елена.
После того как Никита ушел в свою комнату, она сказала Данилову:
— И стоит ли собирать родительское собрание по поводу пропажи журнала? Заведи новый — да и дело с концом!
— Нет, — возразил Данилов. — Скажу тебе как сын учительницы: пропажа журнала — это чрезвычайное происшествие и геморрой в одном флаконе. Представляешь, какая морока для учителей его восстанавливать? Все оценки переносить из дневников и листов с контрольными работами обратно в журнал; а прогулы?.. Неизбежно возникают конфликты, ученики начинают доказывать, что у них была пятерка, а не тройка, и вообще…
— Значит, надо наставить всем пятерок! — Невозможно заведовать подстанцией «скорой помощи» без умения идти на компромиссы.
— Тогда журналы начнут пропадать постоянно, — рассмеялся Данилов. — Ну и возмутителен сам факт посягательства на школьную святыню. Он просто вопиет о возмездии, каковое и свершится завтра.
— Я сейчас поговорю с Никитой! — Елена домыла последнюю чашку и стала тщательно, «по-врачебному», вытирать руки полотенцем.
— Не надо, — возразил Данилов. — Он же тебе сказал, что не брал журнала.
— Нет, я чувствую, что он чего-то недоговаривает. — Елена швырнула полотенце на стол и вышла из кухни.
Данилов сварил себе кофе, после недолгого колебания, щедро плеснул в чашку коньяку, сходил в прихожую за свежим номером «Вестника анестезиологии и реаниматологии» и углубился в чтение. Он знакомился с таким интересным вопросом, как сравнительная характеристика анальгетического действия метамизола натрия и парацетамола, когда в кухню вернулась Елена.
— Кажется, он действительно не брал этот проклятый журнал, — доложила она.
— Я это понял еще полчаса тому назад, — хмыкнул Данилов. — Допрос с пристрастием мне не понадобился.
— Вова, ты там, на собрании, держи себя в рамках, — предупредила Елена, усаживаясь напротив, — наша классная руководительница полная дура, но Никите с ней еще не один год дело иметь. Так что, пожалуйста,
— …не ошпаривай ее кипятком и не бей по лицу. — Данилов закрыл журнал. — Какие еще будут указания?
— Иметь при себе блокнот и ручку, чтобы записать важную информацию.
— Я в мобилу вобью, — пообещал Данилов.
— Собрание в кабинете истории на втором этаже. Я пойду, не буду мешать. — Елена покосилась на журнал, встала и ушла.
Данилов снова раскрыл «Вестник». Научные журналы он прочитывал полностью, от корки до корки. Даже в самой никчемной на первый взгляд статье могло быть что-то полезное.
Явившись утром на работу, Данилов первым делом заручился обещанием Ахметгалиевой «прикрыть» его в случае каких-либо непредвиденных ситуаций.
— Не волнуйся, Вова, — обнадежила Ахметгалиева. — К нам в гости вчера свекровь из Нижнего приехала, так что я не прочь две недели просто пожить на работе.
— Понимаю и сочувствую, — улыбнулся Данилов.
— Что ты понимаешь, — пренебрежительно махнула рукой Ахметгалиева. — Во-первых, у тебя никогда не было и не будет свекрови, а во-вторых, ты, невинная душа, и представить себе не можешь, что творится у меня дома. Для этого надо хотя бы представлять, какой ужасной моральной травмой для нижегородской татарки из приличной семьи является женитьба ее сына на безродной казанской оторве! Если бы я хотя бы была из Нижнего Новгорода… — выражение лица Ахметгалиевой на несколько секунд стало таким елейным, что Данилов не выдержал и рассмеялся, — то другое дело. Это сплошной Фолкнер — шум и ярость!
Ахметгалиева еще долго бы бушевала, изливая горечь, скопившуюся на душе, если бы ей не надо было идти на операцию.
Данилов давно заметил, что с подстраховкой рабочий день выдается самым обычным, без срывов, потрясений, срочных операций, затянувшихся родов и прочих поводов для задержки на работе. Если же страховать некому — все получается наоборот. Как ни старайся — раньше восьми вечера с работы уйти не получится.
На утренней конференции, после обсуждения всех внутренних дел взяла слово главный врач.
— Очередной скандал, доктора! — оповестила она собравшихся. — На этот раз отличился родильный дом при сто шестьдесят седьмой больнице!
Сидящие в зале заинтересованно умолкли. Сто шестьдесят седьмая больница когда-то считалась образцово-показательной и до сих пор гордилась былой славой.
Правда, Данилов в отношении этой больницы не обольщался после того, как около пяти лет тому назад одному из сослуживцев его матери, учителю физкультуры, там перелили кровь другой группы. Отличившийся врач-реаниматолог не только допустил вопиющую халатность, но и далеко не сразу обратил внимание на ухудшение состояния пациента.