Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера

Шляхов Андрей Левонович

На крик Данилова в операционную вернулась Елена Ивановна, еще не успевшая размыться. Она тут же бросилась помогать Ире — вскрывать ампулы и набирать растворы в шприцы. Почти все препараты, вводимые внутривенно, следует разбавлять дистиллированной водой или физиологическим раствором. А это время, драгоценное время. Хорошо хоть, что установлен подключичный катетер с капельницей. Ира без лишних действий втыкает очередную иглу прямо в резиновую трубочку у самого конца системы для капельного введения, поближе к катетеру.

Анафилактический шок во всей своей

красе — это билет на тот свет. Мягкий или плацкартный — это уж кому как повезет. Некоторым везет — они уходят без мучений, потеряв сознание в самом начале. Другие, у которых молниеносно развивается отек гортани, мучительно задыхаются.

Но больше всего везет тем, рядом с кем в этот миг оказывается хороший врач, оснащенный всем необходимым для оказания помощи. Таким удается остаться в живых.

— Кубик адреналина в вену! Два в капельницу! Шестьдесят преднизолона в вену!..

Отдавая распоряжения, Данилов схватил лежащий под рукой ларингоскоп (предусмотрительность похвальна для любого врача, а уж для анестезиолога — вдвойне). Правая рука потянула вниз отвисшую нижнюю челюсть умирающей, а левая засунула ей в рот ларингоскоп. Продвинув трубку вперед, в трахею, Данилов, экономя время, не стал фиксировать ее раздуванием манжетки, решив сделать это потом, когда пациентка стабилизируется. Сейчас важнее подключить аппарат искусственной вентиляции легких…

Теперь за дыхание можно не беспокоиться. Данилов перемерил давление. Восемьдесят на тридцать. Пульс не прощупывается, число сердечных сокращений — сорок два.

— Еще шестьдесят преднизолона!

Чувствуя, что одной «аллеи» будет мало, Данилов установил на правой руке пациентки катетер в локтевом сгибе. Лечить «в два ручья» куда результативней.

— Два куба пипольфена внутривенно!..

Прошло не меньше полутора часов, пока пациентка стабилизировалась настолько, что Данилов решился перевезти ее в блок реанимации. Ларису отправили вперед держать лифт. Елена Ивановна с Ирой везли каталку, на которой лежала пациентка, а Данилов шел рядом. Голова у него уже не болела: видимо, боль обиделась, что на нее не обращают внимания, и исчезла. В правой руке он нес увесистый чемодан с реанимационной укладкой.

Полный реанимационный набор — это ручной аппарат искусственной вентиляции легких (нечто вроде саморасправляющегося резинового мешка); три надувные резиновые дыхательные маски (одна — для взрослых, одна — для подростков и детей старше одного года и одна — для детей до года); механический отсос для удаления рвоты изо рта, и к нему — стерильные аспирационные катетеры разного калибра; две коробки с ампулами, которые хранятся в ячейках, чтобы не разбились; трубки-воздуховоды; металлический ларингоскоп с двумя клинками разного размера («взрослым» и «детским»); зажим для носа, щипцы большие и малые; особый клин, предназначенный для того, чтобы пациент не перекусил вставленный ему в рот воздуховод; фонарик для контроля зрачка; набор одноразовых эндотрахеальных трубок (разных размеров, с манжетой и без); лейкопластырь; несколько одноразовых

шприцев; инфузионная система — для внутривенного капельного введения препаратов; ножницы, перевязочные материалы и резиновый жгут. При помощи жгута можно не только делать внутривенные инъекции, но и останавливать кровотечение, пережимая им поврежденные артерии выше места повреждения.

Флакон с адреналином, подсоединенный к подключичному катетеру, был укреплен на специальном штативе на каталке. Пациентка спала. Спала, а не умирала. Самое страшное было позади, но хлопот еще предстояло множество.

В реанимации Данилов подключил женщину к монитору, измерил давление, отметил, что пятна на коже уменьшились, и сказал:

— Ира, капельницу можно снять. Два куба пипольфена внутримышечно, и пусть пока спит. Локтевой катетер не удаляйте.

— Трубку сейчас снимать будете, Владимир Александрович?

— Потом, когда проснется, — ответил Данилов.

Он подошел к Юртаевой, ждавшей его у входа в блок.

— Вроде ничего, Елена Ивановна, жить будет.

— Слава богу, — вздохнула Юртаева. — Кто бы мог подумать?! Никогда в жизни не видела анафилактического шока от клея!

— Я тоже, — ответил Данилов и предложил: — Может, историю у нас в ординаторской заполните?

— Лучше я у себя, чтобы никому не мешать. Владимир Александрович, а вас можно попросить спуститься со мной к мужу нашей воскресшей? А то я одна боюсь.

— Проблемный субъект? — спросил Данилов.

— Брутальный хам, — поморщилась Юртаева. — Как ни странно — сотрудник окружного Департамента образования.

— Обожаю общаться с брутальными хамами, — хмыкнул Данилов. — Конечно, спущусь. Только подождите меня секундочку.

Данилов заглянул в ординаторскую, попросил сидевшего там Клюквина присмотреть за его больной и, поскольку головная боль снова зашевелилась, проглотил таблетку обезболивающего.

— Пойдемте, Елена Ивановна. Про клей говорить будете?

— Буду, — вздохнула Юртаева, — чего скрывать? Только не стану вдаваться в подробности. Подождем, чем все закончится.

Муж пациентки ждал их в холле перед приемным отделением, меряя его шагами то по периметру, то по диагонали. Серый костюм, серый галстук, серые, недружелюбные, глаза, глубокие залысины.

— Ну что там? — едва завидев Юртаеву, спросил он.

Голос его был сух и резок.

— У вас мальчик, прекрасный здоровый ребенок, — улыбнулась Юртаева. — Три восемьсот пятьдесят вес, рост пятьдесят три сантиметра.

— А что с женой?

«И впрямь брутальный хам, — подумал Данилов. — Можно подумать, что мы ему чем-то обязаны».

— Ей пришлось срочно сделать кесарево сечение…

— Что? — Поросячьи глазки молодого отца округлились. — Вы о моей жене говорите? О Барановой Татьяне?

— Да, да, о вашей, — подтвердила Юртавева. — Из-за слабости родовой деятельности нам пришлось сделать кесарево сечение…

— А почему вы не спросили меня? — воскликнул муж.

— Давайте отойдем в сторонку, — предложил Данилов.