Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера
Шрифт:
— Может, ты и прав, — после недолгого раздумья согласилась Елена. — В старшие врачи, тем паче — в заведующие, тебя и калачом не заманишь, а работать на линии до пенсии слишком тяжело. Стационар в этом смысле предпочтительнее.
— Ты совсем как моя мама! — рассмеялся Данилов, говоривший совсем о других обстоятельствах — в частности, о том, что в жизни никогда нельзя двигаться назад, только вперед. — Она то и дело заводит песню о том, что мне наконец пора образумиться и заняться настоящим делом.
— Каким?
— Перспективной
— Гошке?! — поразилась Елена. — С какой стати?
— Плохим мальчикам свойственно бить хороших мальчиков, которых родители ставят им в пример, — серьезно объяснил Данилов. — Синдром отрицания. Вот, например, если тебе не понравится какая-нибудь из Никитиных пассий, то что ты предпримешь?
— Я не собираюсь вмешиваться в личную жизнь моего сына! — заявила Елена, явно гордясь собой. — И не собираюсь советовать ему, с кем он должен строить отношения, а с кем — нет!
— Посмотрю, что ты скажешь через пять лет. — Данилову горячность Елены показалась немного неестественной. — В любом случае имей в виду, что мальчикам свойственно ненавидеть тех девочек, которые нравятся их мамам, и наоборот. Запомни хорошенько — тебе пригодится.
— Значит, ты меня любишь потому, что твоя мама меня терпеть не может! — Елена легонько толкнула Данилова в бок локтем. — А я-то думала…
— Моя мать — исключение из правил! — с пафосом воскликнул Данилов, отводя взор от экрана. — Она никогда не вмешивается в мою личную жизнь! Как ты в Никитину!
— Ври больше! Перемотай назад, а то я отвлеклась…
— Зачем? — скривился Данилов, которому фильм уже наскучил. — Все равно вот эта арийская девушка окажется победительницей. Да вдобавок спасет все человечество от страшной угрозы. Давай лучше что-нибудь легкое посмотрим…
— Неужели мы такие старые, чтобы ночами смотреть телевизор? — поддела его Елена. — Или?..
— Ну что ты! — оскорбился Данилов. — Я просто пытался организовать культурную программу, чтобы ты не думала, что меня интересует только секс…
Под утро Данилову приснился Полянский. Важный, даже надменный, облаченный в черную бархатную мантию и академическую шапочку с кисточкой, закадычный друг сидел на высоком стуле, размерами больше напоминающем трон, хмурил брови и настороженно озирался по сторонам.
— Ты чего, Игорь? — спросил у него Данилов, совершенно не удивляясь необычному наряду Полянского.
— Ищу смысл жизни, — ответил тот. — Ты его случайно не видел?
— В моей жизни никогда не было смысла, — признался Данилов. — Я его и не искал никогда.
Полянский оглушительно расхохотался. Черты его лица начали расплываться.
— Что с тобой? — воскликнул Данилов.
В этом своем сне он был не таким как в жизни — впечатлительным, каким-то взволнованным и очень непонятливым.
— Я не Игорь! —
— Таня? — переспросил Данилов. — А где Игорь?
Федоренко неожиданно взмыла в воздух и попыталась спикировать на Данилова. Он еле увернулся…
— Вовка! — тормошила его Елена. — Тебе что, кошмар приснился? Или наоборот — эротический сон? Лягаешься, пихаешься и зовешь какую-то Таню. Я уже ревновать начала — со мной ты никогда не был таким горячим…
— Ты бы тогда не выжила, — ответил Данилов, переворачиваясь на другой бок: надо было выспаться перед суточным дежурством, которое началось небольшим скандалом. Родственники одной из пациенток, лежащей в реанимации после экстренного кесарева сечения, возжелали ее посетить всем скопом. И не просто повидать, но и накормить вкусной домашней снедью.
— Я ей пирожков напекла, диетических, с капустой! — вопила мать пациентки, потрясая перед даниловским носом объемистым пластиковым пакетом. — Вкусных, домашних!
Пирожки пахли так, что хотелось проглотить их вместе с пакетом.
— Доктор, ну войдите же в наше положение. — Муж пациентки все пытался сунуть в нагрудный карман даниловского халата мятую сторублевку.
Две толстухи неопределенного возраста стояли чуть поодаль и сверлили Данилова недружелюбными взглядами.
Он честно попытался объяснить настырным родственникам нюансы послеоперационного питания. Собеседники искренне недоумевали: о какой диете говорит доктор, оперировали ведь матку, а не желудок; и их возражения в каком-то смысле были даже логичными.
— Да вы сами попробуйте, что это за пирожки! — не сдавалась мать. — Я же их не просто так принесла, а с куриным бульончиком. Бульончиком так вкусно пирожки запивать. И для желудка полезно!
Поняв, что людей не убедить и от них никак не избавиться, Данилов позвал на помощь медсестру-анестезиста Веру Козоровицкую — женщину необъятных габаритов, отчаянную матерщинницу. С ее помощью доктор быстро оттеснил ярящихся гостей к лифту.
— Я на вас жалобу напишу! — пообещал муж пациентки. — Вы еще посмотрите…
— Видали мы таких! — парировала Вера и выдала столь уничижительную характеристику потенциального жалобщика, что тот стушевался и, ничего не ответив, позволил своим спутницам увести себя.
— Спасибо, Вера, — поблагодарил Данилов. — Они меня почти победили.
— Не за что, Владимир Александрович, — отмахнулась Вера. — Общее ведь дело делаем. Я сейчас на пост охраны позвоню и вставлю им, чтобы не пускали посторонних. У нас реанимация, а не проходной двор.
— Только звони не с поста, а из ординаторской, ладно? — попросил Данилов, хорошо представляя себе, в каких выражениях Вера будет отчитывать корыстолюбивых охранников. Женщинам, лежавшим в реанимации, слушать это было совсем не обязательно.