Невероятные истории. Авторский сборник
Шрифт:
Гриша снял ватник и, отирая пот со лба, приблизился к дрессировщику. Пальма попыталась цапнуть его за ногу, но Олег прикрикнул на нее и заставил сесть. Он улыбался, голубые глаза его блестели, а лицо разгорелось.
— Видел? Видел, что такое дрессировка? Ты даже не взглянул на нее, а она уже бросилась!
Стоя несколько поодаль от Пальмы, Гриша ковырял в носу.
— Ну и что ж, что бросилась! Я ее дразнил, она меня запомнила, вот и бросилась. И в такой одежде она на каждого бросится. Вот если бы она на ту тетеньку бросилась, тогда другое дело было бы! — И Гриша указал глазами на полную гражданку, которая вразвалочку шла по противоположному тротуару, держа в руке сумку с продуктами.
Олег перестал улыбаться и тоже посмотрел на гражданку. Когда она прошла мимо, он присел рядом с Пальмой и, вы тянув руку в направлении прохожей, тихонько скомандовал:
— Пальма, фасс!
Тотчас же раздался звонкий лай, и веревка дернула Олега за руку.
— Пальма, фу! — Олег с торжеством обратился к Грише: — Ну что, а? Ну что, видел?
Только теперь Гриша уверовал в силу дрессировки. Держа под мышкой свою лохматую спецодежду, он присел на корточки перед Пальмой и стал разглядывать ее.
— Это какая порода? Дворняжка?
— В том-то и дело, что обыкновенная дворняжка!
— Если бы овчарка, она еще лучше бросилась бы, — заметил Гриша.
— А я, ты думаешь, для чего ее дрессирую? Я выучу ее, пойду в питомник, где служебных собак разводят, покажу, как я умею дрессировать, и мне дадут на воспитание щенка-овчарку.
Гриша поднялся. Он все еще смотрел на Пальму.
— Наверняка дадут? — спросил он.
— Не совсем наверняка, а просто я так думаю.
— А у нас в городе есть… эти самые… где овчарок разводят?
— Питомники? Конечно, есть… При ДОСААФе есть, при Управлении милиции есть… Я в ДОСААФ пойду. Вот только отработаю с ней лестницу, барьер и выдержку и пойду показывать.
— А что такое лестница, барьер и выдержка?
— Лестница — это чтобы она умела подниматься и спускаться по приставной лестнице. Барьер — это чтобы она умела преодолевать заборы, а выдержка — это так: я, например, скомандую ей сидеть, потом уйду куда-нибудь, хотя бы на полчаса, и она не сойдет с места до тех пор, пока я не вернусь.
До сих пор Гриша мало был знаком со служебным собаководством. Он слышал, что есть собаки-ищейки, раза два он видел в кино замечательно умных овчарок, совершавших подвиги вместе с пограничниками. Но всегда ему казалось, что воспитание подобных собак доступно лишь особым специалистам.
И вот теперь он увидел, что не специалист, а простой школьник заставляет не овчарку, а самую паршивенькую дворняжку по команде садиться, по команде ходить рядом, по команде бросаться на прохожих.
С виду флегматичный, угрюмый, Гриша был человеком страстным, увлекающимся. Он представлял себе, как идет рядом с огромной овчаркой, от которой все шарахаются в стороны, как он приходит с ней в школу и как на глазах у изумленных ребят этот свирепый, клыкастый зверь по одному его, Гришиному, слову перебирается через забор, поднимается по приставной лестнице на чердак сарая и спокойно, не сходя с места, сидит во дворе, пока Гриша занимается в классе.
— Волошин, а где ты научился… это самое… дрессировать?
— Очень просто. Купил себе в магазине книжку, «Служебное собаководство» называется, по ней и научился.
— Я себе тоже такую куплю. С собаками вот плохо… Я бы мог какую-нибудь дворняжку поймать, только бабушка прогонит.
Ребята долго беседовали, стоя на краю тротуара. Олег показал Грише все штуки, какие умела проделывать Пальма. Гриша был так увлечен этим, что только раз оглянулся, услышав в отдалении неторопливые, четкие шаги. По противоположному тротуару шел милиционер — высокий, стройный, подтянутый, с лейтенантскими погонами. Заложив большие пальцы рук за поясной ремень, он поглядывал на ребят, возившихся со смешной собакой, и улыбался. Олег тоже заметил милиционера.
— Смотрит, — тихо сказал он.
Польщенные вниманием лейтенанта, ребята снова оглянулись на него и тоже улыбнулись. Тот слегка им подмигнул. И вдруг Гриша вспомнил, что, по словам Олега, в Управлении милиции тоже ведь есть питомник. Он тихонько толкнул Олега в бок и зашептал:
— Покажи ему! Покажи ему, как она бросается!
— Неудобно.
— Ну, чего неудобно! Шутя ведь. Покажи!
Олег секунду поколебался, потом присел, вытянул руку в направлении милиционера и громко, чтобы тот слышал, крикнул:
— Пальма, фасс! Фасс!
Пальма рванулась, выдернула веревку из руки Олега и с яростным лаем понеслась к милиционеру.
— Тикай! — в ту же секунду крикнул Гриша.
Что было дальше с Пальмой, ребята не видели. Кинув стеганку на тротуар, Гриша юркнул в ближайшие ворота. Олег бросился за ним.
Ребята даже не разглядели двора, в который они забежали, они заметили только, что у забора, справа от ворот, возвышается большая поленница, а между поленницей и забором есть щель шириной сантиметров тридцать, если не меньше. Оба, словно сговорившись, свернули направо, втиснулись в эту щель и замерли.
Через несколько секунд до них донеслись размеренные шаги, затем стук пальцев по стеклу окна. Все это слышалось совсем близко, почти у самой поленницы. Прошло еще несколько секунд. Щелкнула задвижка, скрипнула дверь. Женский голос немного встревоженно спросил:
— Вам кого?
— Это ваши дети хулиганят, собак на прохожих натравливают?
— Де-ети? — протянула женщина. — У нас во всем доме ни одного ребенка нет.
— Ни одного ребенка нет, а я видел, как двое сюда побежали… Видите, что она мне сделала? Видите?
— Пожалуйста, войдите да посмотрите, если не верите. Двор у нас проходной. Вон калитка! Наверно, туда и убежали.
Несколько минут длилось молчание.
— Ну, виноват… — пробормотал наконец лейтенант.
— Пожалуйста, — сухо ответила женщина.
Хлопнула дверь. Шаги милиционера стали удаляться в сторону, противоположную от ворот, и скоро совсем затихли.
Все это время мальчики простояли не шевелясь, не дыша, стиснутые между кирпичным забором и поленьями.