Невероятный медовый месяц
Шрифт:
— Вы совершенно правы, ваша светлость, — продолжал Лабушер. — Кроме того, не принимаются никакие меры, дабы вывести из города совершенно лишнее при осаде население, — наоборот, сюда стремятся все, спасаясь от неприятеля. Герцогиня, наверное, рассказала вам об огромном скоплении скота в Булонском лесу. Однако я склонен думать, что удалить людей из города проще, чем собирать скот на окраинах.
— Абсолютно с вами согласен, — кивнул герцог. — И все же, полагаю, они не послушают совета здравомыслящего
— Вы правы, ваша светлость, — в свою очередь согласился с герцогом Генри Лабушер, — но сейчас также очень важно, чтобы герцогиня не выходила на улицу, слугам тоже лишний раз не стоит там показываться. Шпиономания рождает ситуации далеко не безопасные.
— Я уже предупредила Тура, — заявила Антония, — и он меня заверил, что всякий раз, когда выходит из дома, надевает тот старый костюм, в котором он больше всего похож на обедневшего француза.
— Тебе не стоит беспокоиться о Туре, — сказал герцог, — но ты сама, Антония, будешь оставаться здесь, со мной.
Он сделал ударение на последнем слове, и Антония заметила это.
Проводив Генри Лабушера, она немедленно вернулась в спальню герцога. Он взглянул на нее и сказал:
— Догадываюсь, что у тебя появился верный обожатель.
— Точнее будет сказать — единственный… обожатель, — ответила она с улыбкой.
Герцог задержал на ней внимательный взгляд, и она слегка покраснела от смущения.
Атол заметил, что она похудела и побледнела, пока он болел, а она ухаживала за ним, однако это нисколько не сказалось на ее прелестной фигуре, и теперь он, как раньше, с удовольствием смотрел на жену.
Глядя на мягкую линию ее груди, на тоненькую талию и длинную шею, он подумал было о том, что вряд ли нашлась бы другая женщина, которая согласилась бы запереться в четырех стенах и самозабвенно ухаживать за умирающим, ни разу даже не намекнув, насколько это обременительно для нее.
Он поднял взор на Антонию и встретил ее понимающий взгляд.
Ее глаза, оттененные ярко-зеленым цветом платья, показались герцогу более выразительными, чем когда-либо, — и на этот раз они сверкали, словно драгоценные изумруды.
«Нужен был Уорт, — думал герцог, — чтобы понять, что только насыщенные, яркие и чистые цвета идут Антонии, подчеркивая изумительную чистоту и белизну ее кожи».
Эти же цвета придавали также ее глазам и волосам дивный оттенок — необыкновенный и завораживающий.
Ему уже было известно, что Антония рассчитала свою французскую горничную, однако ее волосы были уложены так же элегантно и модно, как в тот первый раз, когда она вошла в «Английское кафе», а он не узнал ее.
— Очень скучный получился у тебя медовый месяц, Антония, — с ноткой сожаления произнес герцог.
Она, словно ожидая,
— По крайней мере он… необычен. А если мы… окажемся осажденными в Париже… то этот месяц… сможет длиться еще долго-долго! — тихонько промолвила Антония.
— Мы должны сделать все, чтобы этого не случилось, — сказал герцог серьезно.
— А что мы можем сделать? — удивилась Антония.
— Нам следует поскорее вернуться в Англию, — ответил Донкастер.
Антония посмотрела на него и тихо возразила:
— Но пока это невозможно. Вы должны оставаться в постели еще несколько недель. Вам и думать нельзя о том, чтобы сесть в карету. Доктор рекомендует полный покой. Вы были на грани смерти, потеряли много крови, рана была очень серьезной, и силы лишь постепенно восстанавливаются. А для этого нужно время.
— Я ни за что не позволю, чтобы ты подверглась опасности, — упрямо заявил герцог.
— О какой опасности вы говорите? Мы же англичане, — напомнила Антония. — Я ведь вам говорила, что мистер Лабушер рассказывал, сколько англичан и американцев прибыло в Париж, чтобы увидеть собственными глазами осаду города. Они, словно зрители в театре, желают наблюдать за событиями из первого ряда партера.
— А он сказал, что приезжают исключительно мужчины? — спросил герцог.
— Но какая опасность может угрожать мне? — не сдавалась Антония. — И потом… разве вы забыли, что во мне нет ни капли женственности… Вы же сами назвали меня сорванцом…
— Сейчас меньше всего вы походите на сорванца, герцогиня, — тихо сказал герцог.
Антония посмотрела на свое элегантное платье.
— Если мы пробудем здесь долго, то я пожалею, что попросила месье Уорта доставить в Англию все мои новые наряды, — вздохнула она.
— А мне кажется, что это было весьма мудрое распоряжение, — сказал герцог. — Вряд ли мы попадем на модные балы или торжества по случаю побед. Ситуация изменилась…
— Но я хочу хорошо выглядеть, чтобы нравиться вам, — прошептала Антония.
— Мне или вашему обожателю? — спросил герцог, и в его голосе послышалась резкая нотка.
Воцарилось молчание, но пауза длилась недолго, ибо Антония мягко возразила:
— Вам…
И герцог сразу увидел, как краска смущения опять проступила на щеках его юной жены.
В последующие дни у Антонии часто создавалось впечатление, что герцог наблюдает за ней.
Она не понимала, почему порой, когда она была уверена, что он спит, ей вдруг чудился его внимательный взгляд, из-под прикрытых век следящий за ней.