Невеста Бога

Ad Валентина

ГЛАВА 24

Ярославе казалось, что она сходит с ума. Перед глазами мелькали образы словно кто-то, издеваясь над ней, прокручивал некачественно смонтированный фильм из совершенно разных кусков ее жизни. То она видела отца, который протягивал к ней руки и твердил «пойдем со мной, у меня здесь нет боли». То она видела себя в этом проклятом свадебном платье кружащейся в танце с неимоверно прекрасным Валерой. То вдруг неожиданно разбивает дорогущий салатник «на счастье». То они гуляют, держась за руки по улочкам ее деревни. То вдруг настоящий Роберт Паттинсон смотрит на нее с противной усмешкой, всем своим видом демонстрируя презрение. То вдруг с пеной у рта она доказывает Людке, как сильно любит Валеру и как сильно она не права ежедневно поливая его дерьмом. То она уже несется с разносом на встречу с ним, голодным и таким родным. То вдруг оказывается в его квартире, в ту самую, их первую ночь, и вдруг замечает несколько маленьких статуэток с сердечками, на которых написано «Моему любимому зайчику», «Моему самому-самому» и надпись на коробке с кальяном «В память о нашем турецком отдыхе». Она ведь видела все это раньше, но любовь по всей видимости полностью заблокировала мозг, и поэтому только сейчас она все видит четче чем когда либо. Все смешалось. Реальность, фантазии.. Содержимое ее головы было полностью заполнено бредом. Она перестала хоть что либо понимать, чувствуя себя куском мяса, с которого Валера живьем сорвал кожу, вынул еще бьющееся сердце и, крепко держа на ладони, танцевал в свадебном танце с другой. Спустя какое-то время Ярослава нашла в себе силы подняться, но стоило ей только выпрямиться и взглянуть впереди себя, как моментально захотелось вновь опуститься и никогда уже больше не вставать. Одно, но достаточно просматриваемое окно из банкетного зала где происходил праздник свадьбы, выходило именно на эту парковку. Ярославе открылась картина на которой ее Валера раз за разом целует пузатую Барби, а Ромка прижимая к себе Таньку, что-то весело проговаривает, может тост, может делится планами о своей скорой свадьбе. А потом он схватил Таньку на руки и тоже стал осыпать ее поцелуями, а та все время счастливо хохотала. Как же Ярославе было больно осознавать, что флегматичная Танька, так легко стала частью их большой семьи, той семьи, ради счастья которой она молча и послушно все праздники проводила на работе. Той семьи, которую она поставила выше своей собственной. Той, членом которой так мечтала стать. Новоиспеченная теща все время обнималась с другой взрослой женщиной, раз за разом опрокидывая бокалы с какими-то напитками. Затем все Воробьевы, кроме Валеры, который был полностью занят своей Барби, резко окружили эту неизвестную женщину и задушили в сильных мужских объятиях, поочередно расцеловывая ее нащукатуренное немолодое лицо. Мама. Скорее всего эта женщина и была той самой любимейшей мамой, ради которой браться Воробьевы, по словам Валеры, и стали теми, кем они есть сейчас. Эта женщина была безумно похожа на Илью – красивая статная шатенка, а все остальные ее мальчики, скорее всего были копиями своих отцов. Подумать только, а ведь Ярослава так мечтала о том дне, когда она познакомится с той самой женщиной, которая дала жизнь ее Валере. С той, которая воспитала такого прекрасного мужчину, с той, которая специально ничего не предпринимая, сделала Ярославу самой счастливой женщиной на всем белом свете – подарив своему сыну жизнь. Она так мечтала сказать «Спасибо» за своего Валеру, но… Теперь у нее нет этой мечты, у нее ничего не осталось. Все остальные гости тоже веселились, хлопали, танцевали, поздравляли молодую семью, и какое им дело до той, которая больше не хотела ни веселиться, ни танцевать, ни дышать… Дальше действия опережали мысли. Сначала Ярослава вскочила в машину, и только потом решила, куда ей нужно ехать. Мама. ЕЁ мама, любимая, родная, единственная. Мама, которая пожалеет, которая поймет, которая выслушает и утешит, которая простит все, и все поможет забыть, поможет переболеть, перестрадать. Мама, ради любви и встречи с которой не стоит долгими месяцами прятаться под покровом ночи. Мама, которая всегда ее примет и всегда утешит. Мама, от которой не хочется ничего и никого скрывать ни любимых, ни ненавистных. Ярослава поедет к ней. Хватит с нее этой столицы. Хватит заработков и суеты. Хватит унижения и хамства. Хватит нелепых масок и плохой игры. Она уедет домой, спрячется в маленькой деревушке от всего мира и станет счастливой там, без любви, без ненависти, без себя. Ее душу сегодня разорвали. Ее сердце вырвали, и весело танцуют на нем. Как она может жить здесь, где все окровавлено и уничтожено? Где все будет напоминать о собственной наивности и человеческой жестокости. Да никак. Зализывать неизлечимые раны она будет дома, в окружение СВОЕЙ семьи, упиваясь СВОИМИ домашними посиделками и праздниками, не мечтая больше о вхождении в чужую семью. Валера был для нее всем миром, мир – рухнул. Рухнул неожиданно и беспощадно. Только по-настоящему безразличный человек мог устроить празднование собственной свадьбы прямо на пылающем сердце любящего тебя, преданного тебе, человечка. Как можно так безжалостно плюнуть в ту душу, которая готова была ради тебя на все? Как можно быть настолько эгоистичным, чтобы привести для набивания брюха всех своих родственников в свое излюбленное место, не желая рисковать приемом пищи в непроверенном заведении, которых сотни? За что он так с ней? Зачем? Как ее сердце могло так страшно ошибиться, как смогло полюбить такое чудовище? Ярославе оставалось одно – бежать. Бежать не оглядываясь и как можно быстрее. Бежать от боли, сожалений, самоуничтожений. А маленькое убежище на юге страны, где она выросла, где она излечится, где она навсегда останется, идеально для этого подойдет. Отчий дом радо примет ее и постепенно заставит позабыть обо всем, как о страшном сне. Ведь не зря в народе говорят, что дома даже стены помогают. В следующую минуту, надавив до упора на газ, Ярослава резво покидала парковку. Людмила, которая все время пристально следила за поведением Ярославы и молила Бога, чтобы та ничего с собой не сделала. Моментально на это движение отреагировала и, продолжая оставаться верной подруге, наплевав на работу, запрыгнула в черный «Шевроле» с шашечками, медленно подкатывающий к ресторану, четко скомандовала таксисту – «Мы едим вон за той машиной». Слезы начали застилать глаза, когда Ярослава уже была за чертой города, а бесчисленные сигареты совершенно не помогали успокоиться. В голове ничего не изменилось только неуправляемое чувство ненависти ко всему на свете, все росло и росло. Ярослава откровенно ненавидела себя за то непонятное чувство безграничной ничем не оправданной любви, которое полностью овладело ею и сделало «тупой и слепой овцой», как часто любила повторять ее лучшая подруга. Она ненавидела и ее. Людку, которая так не кстати оказалась права во всем. Каждое ее слово оказалось истиной, каждая ее издевка – реальностью. Она даже немного начала ненавидеть маму, которая совершенно ничего не подозревая подарила дочке новые мечты, мечты о свадьбе. Ведь именно мама подтолкнула Ярославу смело заглянуть в будущее, предложив устроить сватовство. Ведь именно огромное желание порадовать свою маму, толкнуло Ярославу на бесконечную паутину самообмана, которую она так старательно плела изо дня в день в своей голове. Но больше всех она ненавидела Валеру. Валеру, который так легко принял ее любовь и еще легче ею пренебрег. Валеру, о котором она молила Господа, обещая отдать взамен все. Валеру, которому достались все самые сочные плоды ее сумасшедшей любви. Валеру, который не был с ней честен ни в их первую встречу, ни в последнюю. Валеру, который всего несколько часов назад так искренне прокричал – «Я так люблю вас! Благодаря тебе, солнышко, я узнал, что значит истинное счастье любить!» Он радостно произнес каждое слово, но не ей, не Ярославе, которую ОН делал счастливой. А той, которая счастливым сделала его! Он не стал счастливым рядом с ней, как Ярослава грезила. Он стал счастливым рядом с той, которая никогда не сможет любить его так, как это делала она. Эта кукла рядом с ним никогда не сможет полюбить его так самозабвенно. Этому браку никогда не стать таким счастливым, каким бы он был у них. Этим детям никогда не быть такими красивыми и смышлеными, какие могли бы родиться у них. У них все будет не так, как должно было быть у Ярославы с ним! И Валерино признание в любви останется лишь пустым свадебным подарком, ведь тот, кто так легко мог играть чужими чувствами, абсолютно не понимая их значимости, никогда не сможет сам по настоящему, чисто и открыто полюбить. Он не знает как это – когда другой человек становится для тебя гораздо важнее собственного Я. Ему это просто не дано. Ослепленная всевозможной ревностью, ненавистью, слезами, Ярослава пролетала километр за километром. За окном периодически менялись пейзажи, дождь с каждой минутой усиливался, но в душе как в самую первую минуту было гадко и больно. Преодолевая сотни километров, Ярослава вела машину так, как огромное количество раз обслуживала посетителей ресторана – на автопилоте. Она совершенно не обращала внимания на мелькающие на ее пути деревни и города, она просто мчала в свою крепость. В свое убежище, до которого оставалось рукой подать. Не обращая внимания на протяжении всего пути ни на какие дорожные знаки, на подъезде к собственной деревни, Ярославой остался незамеченный и кричащий знак «Дорожные работы». Она не услышала пронзительный сигнал автомобиля такси сзади. Она не успела увидеть прямо перед собой огромный асфальтоукладчик, она просто давила на газ, зная, что совсем рядом то место, где она обретет покой. Удар. Вынужденная остановка. Стекла разлетелись в разные стороны, а маленький «Део Матиз» превратился в груду металлолома. Валяясь на прохладном сыром асфальте Ярослава продолжала ничего не слышать и практически ничего не чувствовала. Ее веснушки вместе с каплями крови были разбросаны повсюду. Ее изумрудные глаза, быстро превращались в самый черный булыжник. Ее сердце больше не беспокоило своим полным ненависти ритмом. Ее невыносимую душевную боль медленно смывал с каждой минутой усиливающийся дождь. Ярослава наконец-то была спокойна, чувствуя – ее вечное счастье рядом. Покинув такси практически на ходу, истерически проклиная все и всех, к распластавшемуся телу подруги неслась Людмила. Она видела, как нелепо и молниеносно случилось непоправимое и неустанно винила себя в беспомощности. На ее глазах ее лучшая подруга превратилась в кусок мяса, а она никак не смогла уберечь ее, а сейчас ничем не может помочь. Крепко сжимая быстро охладевающую руку Ярославы, Людмила безутешно и обильно поливала все вокруг горячими слезами, мысленно умоляя господа дать ей право на жизнь. Проклиная тот день и час, когда не уберегла этого рыжеволосого ангела от демонической любви. Еще несколько минут после удара, Ярослава могла дышать, хотя наполнявшая ее рот теплая вязкая жидкость с привкусом металла, страшно душила ее, заставляя время от времени прокашливаться. Она чувствовала, что глаза ее открыты, но видеть она больше не могла. Она чувствовала, как полностью проваливается в бесконечную темноту, но она не могла упасть в нее, не сказав последнего слово. Из оставшихся сил, схватив за руку сидящую рядом Людку, Ярослава прохрипела:

– Скажи ему, что я все равно его люблю и желаю им счастья…

Ярослава смутно понимала, что именно с ней произошло, но знала, это последнее происшествие в ее недолгой жизни. И боль, которая постепенно ее отпускает, тоже – последняя. Глаза по-прежнему были раскрыты, но Ярослава вновь видела лишь неумело смонтированный фильм из разнообразнейших кусков своей жизни, а Людмила горячо прижимала к груди свою лучшую подругу, не веря, что все это реально. Отказываясь понимать Ярославу даже сейчас, она не могла не пообещать:

– Я обязательно все-все ему передам.

Сразу после того, как Людмила доставила Ярославу из морга домой. После того, как не один раз откачала ее мать и организовала похороны, Людмила помчала обратно в столицу, чтобы исполнить последнюю волю подруги. С ненавистью в сердце несравнимой ни с чем в этой жизни, Людмила была решительно настроена на разговор с Валерой. Она не уставала его проклинать и просить господа, чтобы тот наказал виновника непоправимого зла. Она сотни раз представляла как хладнокровно и беспощадно вырывает из его груди камень, которому никогда не научиться любить так, как умела ее подруга. Ей так хотелось причинить ему такую же боль, которая заставила ее Ярославу мчать на бешеной скорости на встречу собственной смерти, но она прекрасно понимала, что это невозможно. Он не способен страдать, точно так же как и любить. Он умеет лишь отключать все свои чувства с помощью наркоты и алкоголя, пренебрегая всем, кроме вечного кайфа. Людмиле были противны даже мысли о Валере, но она твердо решила – не нарушит обещание, а потом уволится, чтобы больше никогда не встретиться с тем, кто для нее навсегда останется воплощением самого сатаны. Никому ничего не поясняя, Людмила фурией влетела на работу, прямиком на кухню. Она за считанные минуты навела справки о Воробьевых и поняла – исполнить последнюю волю подруги ей удастся не раньше чем через месяц. Танька охотно поделилась с ней тем, что Валера с Каролинкой умчали в Венецию в свадебное путешествие, из-за чего ненависть Людмилы увеличилась в десятки раз, если такое вообще возможно себе представить. Почему жизнь так несправедлива? Почему господь забирает к себе самых лучших? Почему всякое дерьмо продолжает наслаждаться жизнью, а Ярослава должна «наслаждаться» холодной землей? Почему все так, а не иначе? Не став тратить больше ни минуты времени на Валеру, Людка пообещала себе, что задержится в «ВинегреТТе» ровно до того момента, пока не передаст ему все слово в слово. Она непременно вложит в его уши то, о чем попросила ее Ярослава. Она донесет до него последнее признание и обязательно пожелает счастья, вот только она сделает это при всех. Она обязательно раскроет его страшную тайну перед всей его честной компанией. Пусть все узнают, что в его никчемной жизни было веселое солнышко, которое даже в объятиях смерти продолжало его любить. После того, как Людке не удалось исполнить последнюю волю Ярославы, она решила осуществить одну ее мечту. Мечту – быть самой прекрасной невестой. Мечту облачиться в такое полюбившееся ей платье с красным бантом, которое непременно подчеркнет все ее веснушки. Для приведения в исполнения Ярославиных фантазий о свадебном наряде, Людмиле пришлось объехать не один свадебный бутик. Она поставила на уши не одного продавца и в три дорога, но все же смогла достать для подруги такое желанное и такое прекрасное платье. Чтобы достойно попрощаться с той, которая этого заслуживает, Людмила готова была и на более отчаянные поступки, типу встречи с Валерой, так что преподнести в последний раз желанный подарок, она просто была обязана. Спустя несколько часов Людка вновь мчала в далекую деревушку, в которой ей довелось побывать лишь теперь, хотя они с Ярославой неоднократно планировали поставить на уши ее родину и близлежащие села. Они много чего планировали, но это все не планировало когда-либо сбыться. ЭПИЛОГ Все вокруг суетились и только Ярослава в белоснежном, ручной работы, платье с красным бантом, может быть впервые в жизни, была совершенно спокойна. Ей не было дела до мамы, которая враз постарела на десятки лет. Ей не было дела до сестер, которые боялись подходить к оледеневшей сестре. Ей не было дела до Людки, которая вот уже третий день не прекращала лить слезы. Ей даже не было дела до Валеры, который еще в воскресенье укатил в медовый месяц в Венецию. Она безмятежно отдыхала в своем последнем пристанище обитом алым бархатом, и как ей того хотелось, осталась дома навсегда. Измученная, почерневшая от горя женщина по возвращению с кладбища медленно подошла к сидящей у калитки ее дома старушки, которая жадно вдыхала никотин. Ей хотелось наброситься на нее и если не задушить, то хотя бы поколотить, до крови избив собственные костяшки рук. Но сил хватило только на слова.

– Что ж вы, тетушка, обманули меня. Ведь говорили, что Ярослава моя счастливая… Что невестой ее видите… – едва открыв рот, из глаз Евдокии полились скудные слезы, все океаны она выплакала еще в первый день, теперь с них вытекали лишь жалкие остатки.

– Все верно ты говоришь, Евдокия, говорила и не отказываюсь от своих слов. Вот только ты слушала, да не слышала. – Старушка выбросила один окурок, который едва не сжег ей половину и без того пожелтевшего ногтя, и принялась наполнять махоркой новый клочок газеты, искусно скрутив и с наслаждением лизнув получившуюся самокрутку. – Я никогда не вру, и в тот раз не обманула. То что она сейчас намного счастливее нас, не сомневайся. В Раю она, и никак иначе. В эти дни все шагают с земли прямо на небеса. Господь наш всех в эту неделю принимает к себе. А то что невестой я ее видела, тоже ведь правда, ведь невеста? – старушка покосилась в сторону кладбища. – Вот только ты не захотела услышать меня, что невестой она будет для Господа нашего, а все по-своему по-мирски перекрутила, а дальше сказала, что ничего знать не хочешь. На кого пенять теперь нужно?

Дрожащей рукой старушка поднесла к ссохшимся от возраста губам свое творение и, зажегши спичку, добавила:

– Быть ей теперь вечной невестой и почивать в покое и радости, так что не лей слез, а радуйся за ее душу.

Из последних сил державшаяся на ногах Евдокия присела рядом с этой древней женщиной:

– Так что получается, что это я во всем виновата?

– Нет, дочка, ты ни в чем не виновата. Судьба у твоей Ярославы такая, горящей прийти на этот свет, и сгореть дотла. Господь ее баловал и любил, уж очень чистая душой она была, вот он и забрал ее к себе пораньше, чтоб здесь не мучилась в мирских проблемах да страданиях. А теперь она ангелом станет и будет вас всех оберегать. Всех, кого любила при жизни, не оставит и после. Так что не терзай себя, а лучше порадуйся, что дочку такую воспитала, которую сам Господь себе в невесты выбрал.

– Невеста Бога, скажете тоже…

Тяжело вздохнув, Евдокия чуть дыша покинула старушку. Она пошла к людям, которые пришли проводить в последний путь ее вечную невесту, ее Ярославу. К людям, в глазах которых легко читался ужас от случившегося, и искренняя скорбь. К людям, которые несколько раз удерживали ее от неоднократных попыток шагнуть в пропасть следом за дочерью. К людям, которые настойчиво напомнили Евдокие, что у нее есть еще две дочери, которые нуждаются в материнской любви и заботе, не меньше той, которой уже не вернешь. А ее невеста, ее Ярослава, смотрела на всех с небес и как говорила бабка Одарка, была по-настоящему счастлива. Она была прекрасной невестой, как всегда мечтала. Освобожденная от боли и страданий, с которыми покидала этот безумный мир. Она стала счастливой невестой, готовая даже с небес окутывать своим счастьем всех, кого когда-то любила и даже тех, кто никогда не любил ее.