Невеста для Бессмертного
Шрифт:
— Эх, вот они, женщины, — вздыхал кот, осторожно слезая со стола как Ленин с броневика после пламенной речи об вреде империализму. — Падкие на внешнюю красоту, а как дело до трудностей доходит, так и в кусты! Сложностей кхарактера ни одна не хочет!
Однако еще больше кот удивился, когда с таким же дробным топотом Марьванна залетела обратно в дом, и на стол из пакета — черт, еще одного?! — вытряхнула целую гору разнообразных плюшек, еще горячих, пахнущих невероятно, и буханку белого хлеба, горячего, с хрустящей корочкой. Плюшки были разные: из ржаной темной муки, с яблоками и корицей, и с сосисками в пышном тесте, и даже с килькой. Как раз к чаю.
— Это
— Карманами хлопала, — таинственно ответила Марьванна, озвучивая коту неизвестный ему вид магии. — Давай, говори, мохнатый изверг, как Кощей собирается искать невест себе? Он тут не ориентируется. Куда собрался идти? Где искать?
— Так я и сказал, — фыркнул кот, изображая кремень, и Марьванна тотчас, без предупреждения, перешла к пыткам.
Перед носом моментально окосевшего кота, потерявшего всякий человеческий облик, скалящего пасть, болтался свежий, горячий еще пирог с килькой или даже с минтаем. Кот свернул язык трубочкой и раскосо, до слюней, мечтал о лакомстве, тычась мордой как любой неразумный кот этого мира. Но пирог ускользал от него, и кот выл, стараясь поймать лакомство лапой — и не поспевая за ним.
— Ну?! — цинично прикрикнула садистка Марьванна, отрывая жадными руками кусок от нежнейшего белого пирога и пихая его в свою зубастую пасть на глазах у онемевшего от голода и вожделения кота. — Как он невест искать станет?! Где?!
— Мау, — сказал кот шепотом, маскируя нецензурное слово из трех букв, которым он обозвал жадную и беспощадную Марьванну.
— Что «мау»? Не понимаю, — хладнокровно и цинично сказала прожорливая Марьванна, разбирая хвост минтая по членикам и закидывая в рот белые волоконца вкусного рыбьего мясца.
— У Кощея в чемодане клубок есть! — не выдерживая яростной пытки, заверещал кот, скрежеща стальными когтями и одержимым взглядом глядя на исчезающий в прожорливой пасти Марьванны пирог. — Волшебный! Скажешь только — «дорогу покажи», и он выведет!
— Дорогу куда?
— Ну, к месту, где самые красивые красны девицы бывают, вестимо!
— В клуб, к блядям, значит, — задумчиво сказала грубая Марьванна. — Ладно… это мы еще посмотрим!
Кощей зловеще вышел из ванной в облаке пара, красноглазый, как непоколебимый Терминатор из будущего. К столу он явился при всем параде, красивый, свежеотмытый, румяный и статный, решительный, как Цезарь, идущий к своим бесстрашным легионерам.
Марьванна даже дышать перестала. Кощеева красота лютая бесчеловечно поражала Марьванну в сердце с каждым взглядом, все глубже и все летальнее. Особенно умилили Марьванну белые носочки Темного Властелина, застенчиво напяленные на длинные, как лыжи, тонкие ступни сорок шестого размера. Они — носки — были первозданной, почти святой белизны, и Марьванна испытала некоторый стыд, увидев на них рыжие шерстинки своей кошки и волоса черного котищщи.
На красавце-Кощее, помимо потрясших воображение влюбленной женщины носков, был надет ультрамодный пиджачок актуального в этом сезоне горчичного цвета. Габбановые брючки были натянуты, такие тугие, что кривоватые от природы волосатые мужицкие ноги Кощея были выправлены этими штанами до идеальной прямоты супермодели; под тугим воротом яркой сорочки пестрел галстук бабочкой. На темных, аккуратно причесанных на сторону, влажных после ванны кудрях лежал королевский золотой венец, смотревшийся так органично, что представить Кощея без него Марьванна просто не могла.
Все новое, чистое, хрустящее, как гренки в рекламе, как пакет с крахмалом. Своей педантичной любовью к аккуратности Кощей поразил Марьванну еще глубже, стрелы Амура-пулеметчика проникли до самой печени, перебили стратегический сосуд и обрекли несчастную на лютую смерть от любовного истощения. Марьванна испытала острое желание остаток жизни гладить габбановые штаны и кипятить в тазу носки до ослепительного сияния. Это была любовь однозначно.
Кощей, эпично появившийся на кухне, смотрел куда-то вдаль, поверх голов своей замершей в глубоком почтительном трепете свиты, и Марьванна, тайком проследив за его огненным взглядом, заметила, что тот в окно жадно и зловеще рассматривает разгуливающих по улице девушек.
Кобелина.
Марьванна тоже по случаю первого совместного чаепития принарядилась, спешно привела себя в более подобающий вид. Она намазала губы самой яркой помадой, с дымом и не без потерь наплоила седые кудри до состояния свежего каракуля, надела белый сарафан в голубых разводах. Ни дать, ни взять — красавица из Гжели. Если бы сейчас Марьванну увидел любвеобильный Петрович, он точно бы провел весь вечер у нее под окном, многозначительно покашливая и нет-нет, да подзывая ее выйти.
Но Кощей, зажравшаяся зараза, не оценил стараний, и ее отшлифованные румянами до состояния персика-нектарина щеки его не пленили. Видимо, он давно освоился с новым, помолодевшим телом, вволю навертевшись перед запотевшим зеркалом в ванной, оценив налив мускулов и разворот плеч, а так же ровность спины, густоту волос и… прочие вернувшиеся к нему стратегически нужные мужские качества. Поэтому сейчас, перед подающей ему хлеб-соль улыбающейся Марьванной, Кощей был как истинный альфа-самец — высокомерен, надменен и холоден, как статуя Деда Мороза из снега. Он явно думал, что достоин самого лучшего, хотя действие молодильного яблока уже начинало проходить, и виски Кощея немного обрызгало сединой. Но все равно он был хорош, как черт знает что, и хотел в невесты именно девицу юную, первой свежести.
Пожирая свежую выпечку с хищностью оголодавшего коршуна, едва ли не скребя от удовольствия длинными пальцами по столу, Кощей оглядывал маленькую кухонку, принюхиваясь своим длинным носом к запахам, пропитавшим ее. Ему, тонко улавливающему даже ненавистный пресловутый аромат русского неистребимого духа, не составило труда унюхать и вареную полынь.
Тут он недовольно заводил длинным носом, заподозрив что-то неладное, что-то коварное, вроде тех неловких моментов, когда упомянутым русским духом (немытых мужицких ног, пятеро суток не вылезавших из сапог), начинало почему-то пахнуть у него в спальне. А недавно обретенная подруга, от которой русским духом и самогоном с салом смердело отчего-то больше всего, прятала глаза и фальшиво убеждала, что это Кощей сам впопыхах на Руси чьи-то носки по ошибке напялил.
И просила не заходить в гостевую спальню. Мол, ремонт там затеяла и перестановку. Пыльно там и беспорядочно…
Но кот, на которого в поисках правды Кощей сейчас посмотрел строго, пламенно и страшно, принял вид абсолютной безмятежной невинности, и Кощей пылающий взгляд погасил из соображений экономии электричеству. Не мог трусливый кот-зассанец делать такое благостное, ни в чем не виноватое лицо, когда б в чашке с чаем Кощея не чай плескался, а приворотное зелье, или какая другая опасная отрава.