Невеста для варвара
Шрифт:
А когда в прошлые времена такое с ним случалось, Головин совершал нечто неожиданное, к примеру, после отказа Гликерии Некрасовой он взял и приплавил камень со шведской стороны — враз полегчало.
И сейчас он прибрел на берег Печоры, где под охраной приданое и товар лежали, укрытые парусиной, и тут увидел Тренку. Югагир у воды сидел и отчего-то печален был — видно, тоже о смерти думал.
Ивашка нарочито громко заговорил, дабы самому взбодриться:
— А не пойти ли нам из Печоры морем? Хлопотное
— Пойти бы можно, — не сразу ответил Тренка. — Да Югорское море во льдах стоит и еще полтора месяца ему стоять.
Чувонцы так называли Карское море, и югагир утверждал, будто и здесь когда-то была их земля.
— Покуда идем Печорой, очистится, — предположил капитан. — Или в устье обождем, У меня лоции есть, и там означено, в каких местах и доколе льды держатся, какие ветра дуют.
Тренка был непреклонен:
— Через волок потащимся, сквозь Вечные Горы. Уйдем на Обь-реку.
Вечными Горами он называл Уральский камень…
— А из Оби уж морем! — сказал Ивашка и огляделся, ибо ощутил спиною, что кто-то смотрит из прибрежных кустов.
— Некогда нам морем, — невозмутимо вымолвил югагир. — Мессояхой в Таламу пойдем и там уж на Енисей.
Нарты оленьи подрядим. Ждать нас должны люди оленьи — нганасаны…
— Ты же сказывал, князь Оскол Распута к условленному часу в устье Енисея придет! Там и встретимся…
— Не придет, — вздохнул Тренка. — Коч бросить придется. Зимним путем далее побежим…
— Да уж лучше перезимовать и водою идти! Так и так следующим летом доберемся.
— Поздно будет…
— Поздно?..
— Позри в небо — что видишь?
— Гуси да лебеди летят…
— А как они летят?
Ивашка присмотрелся и говорит:
— Лебеди в полунощную сторону, гуси отчего-то в полуденную…
— Вот и я так вижу, худо дело…
— Чего же худого? Знамо дело, кружат птицы. Одни на кормежку, другие с кормежки…
— К войне сие коловращение. И начнется она, как птенцы подрастут.
Головина словно огнем опалило — так бывало за мгновение перед схваткой абордажной, когда до супостата рукой подать…
И еще показалось, в ивняке зашуршало.
— Да с чего ты взял, Тренка? — спросил, а самого в холод бросило.
— Сегодня единственный день в году, когда по птицам гадать возможно.
Капитан горячий ком сглотнул и озноб со спины стряс.
— Кто же с кем сойдется? Небось со шведами опять? Или с турками?
— Гуси с лебедями…
— Будет тебе, Тренка…
— Когда-то, во времена стародавние, жили в полунощной стране токмо лебеди белые, — глядя на воду глазами слепыми, заговорил тот. — Так себя югагиры именовали Великий народ был, могучий, но, зная все наперед, благодушием
— Да стоит ли из-за того свариться? И пусть себе кричат…
— Кому ведомо грядущее, тот жаждет тишины. Иные чувонские старцы древесной смолой уши заливают, дабы вечности внимать.
Ивашка послушал гусиный гогот в небе.
— Коль знаешь, война случится меж вами, нельзя ли упредить? И первыми ударить по супостату? Либо вовсе избегнуть свары, к примеру, мир заключив? Когда в лоции позришь, что по ходу корги да камни-потайники, всегда есть время отвернуть и обойти. Нельзя ли и здесь изменить курс, ежели известно, что сотворится?
Тренка не отозвался, словно и сам уши смолой залил.
Тем часом судно почти до берега дотащили — к реке-то под горку пошло, и ворота не надо, само катится.
— Доржи, доржи, доржи, ити мать! — кричали обрадованные сволочи, усмиряя коч — На воду просится, ровно кобель на суку!
Ивашка в небо посмотрел, послушал голоса сволочей, гортанный птичий крик, и то ли от мыслей о смерти, то ли от немой печали югагира, но вдруг окатило его желание исповедаться, что делал он редко — перед походами и сражениями, когда дух следует укрепить.
Посмотрел он на гору товара под парусиной и признался:
— Мне ведено меж вами войну затеять, коли узрю опасность престолу.
Тренка же даже не шелохнулся, ровно не услышал. Весенняя мутная вода прет, вспучивается, закручивает вороньи. А над головою косяки птиц перелетных тянутся без конца, и все в разные стороны…
Прежде чем спустить коч на воду, сволочи принялись конопатить да просмаливать днище и борта, расшатанные на волоке, а капитан дух перевел, хотя спиною чуял — глядят из кустов лешие!..
— Для сего и тащим с собою винтовки, порох да водку с табаком, — продолжил. — Государевым указом югагиров от ясака ослободить и тем самым посеять рознь меж ясачными народцами. Стравить вас, как зверей стравливают, ежели смуту замышляют чувонцы. А вашего князя Оскала пленить и живым доставить в Петербург, дабы в кунсткамере выставить напоказ. Но ежели не замышляют худого, то оженить князя, взять вещую книгу и уйти восвояси.
Тренка и после этого остался сидеть, ровно изваяние каменное. И глаза теперь у него были как у мраморной статуи.