Невеста дьявола [Сборник новелл ужаса - Выпуск II]
Шрифт:
— Это для меня слишком сложно, — Лидия снова зевнула.
— Хотел бы я узнать правду, — Джеймс посмотрел на старуху. — Я бы не удивился, если б узнал, что она не совсем человек. Она очень странная. Наверное, когда-то таких как она было много в этих местах. Они жили в пещерах глубоко под землей. Может быть, эта огромная дверь ведет в их лабиринт.
— Ты снова… — Лидия нахмурилась. — Ты же взрослый человек. Она самая обыкновенная старушка, которая сошла с ума от одиночества. Таких, как она, ты здесь найдешь миллион. Выжившая из ума старушонка, только
Тем временем предмет их обсуждения заковылял к кровати, неся в руках дымящуюся миску остро пахнущей смеси. Старуха сунула ее Лидии с коротким наставлением: «Ешь».
Лидия нетерпеливо выхватила серебряную ложку, наполовину погрузившуюся в жидкость, и осторожно попробовала.
— Неплохо. Чуть переперчено, если это перец, но вполне сносно.
Старуха обернулась к Джеймсу: «Ешь».
Он сел на один из трехногих стульев и взял ложку, стараясь не смотреть в сторону странной хозяйки, которая скоро отложила свою ложку и прихлебывала прямо из миски, пальцами проталкивая в рот куски мяса.
— Ваши тарелки и ложки, — Джеймс заметил, что говорит громко, как с глухой, — они очень старые?
— Угу, — старуха использовала собственную шаль вместо салфетки. — Дом. Война.
— Вы хотите сказать, что во время прошлой войны разбомбило дом, и вы…?
Он остановился. Было бы невежливо заходить дальше в своих предположениях, однако старуха отрицательно затрясла головой.
— Длинные волосы… Короткие волосы… Война.
— Господи боже! — Джеймс оглянулся на Лидию, — она говорит о гражданской войне. Семнадцатый век. Кирасиры Кромвеля. Железнобокие и кавалеры [1] .
1
Кавалеры — сторонники Карла I. Железнобокие — кирасиры парламента. Имеется в виду битва при Нэсби, 1645 г.
— Чепуха, — Лидия уткнулась в свою тарелку. — Как вкусно, а что она еще говорит?
— По — моему, она знает, о чем говорит, — он дружелюбно кивнул старухе. — Было очень вкусно. Мы вам очень признательны.
Старуха встала, подошла к посудному шкафу и вернулась к столу с каменной бутылью и двумя оловянными кружками. В каждую она налила щедрую порцию густой янтарной жидкости.
— Пейте. Хорошо. Спать.
— А она не тратит много слов, — заметила Лидия.
— Тише, она может услышать.
— Она глухая, дорогой, — Лидия полулежала на кровати, укрытая двумя пальто, сытный ужин заметно поднял ее настроение, — и сумасшедшая к тому же.
Она состроила гримасу и передразнила:
— Я — Тарзан. Ты — Джейн.
Казалось, что старуха и в самом деле не слышит их, или не понимает: она невозмутимо поднесла полную кружку Лидии и повторила свое краткое наставление: «Пей».
Джеймс отпил из своей кружки. Вкус жидкости напоминал выдержанное персиковое бренди; мягкая, ароматная струйка скользнула по горлу и взорвалась восхитительной
— Осторожнее, — предупредил он, — эта штука лягается как необъезженный жеребец.
— Пусть лягается, — Лидия уже осушила свою кружку. — Мы же никуда не собираемся идти сегодня вечером?
— В самом деле, — Джеймс почувствовал, как улетучиваются остатки его природной осторожности, — очень хорошая вещь.
Теперь он обратился к старухе, подбирая слова и произнося их, как если бы разговаривал со слабоумным иностранцем:
— Очень хорошо. Старое, да? — он постучал по своей кружке. — Это очень старое? Вы долго хранили его?
Старуха кивнула:
— Дедушка… старое как дедушка.
— Ваш или мой? — он допил остаток жидкости и не возражал, когда старуха снова наполнила ее. — Если они пили это в ледниковый период, им был не страшен никакой мороз.
Неожиданно он обнаружил, что с трудом ворочает языком.
— Ваш дедушка или мой, или еще чей — они делали эту штуку из персиков, да?
— Нет, — ответила старуха.
— Нет… — Джеймс чувствовал, как его голову качает из стороны в сторону, но ничего не мог с этим поделать. — Тогда как вы это делаете… Из чего вы делаете…?
— Кровь, — ответила старуха.
Прежде чем потерять сознание, Джеймс повторил: «Кровь» и на какое-то время провалился в кромешную темноту.
Первыми к жизни вернулись его глаза; огонь в камине разгорелся, ярко пылало свежее бревно, и голубоватый дым забирался в отверстие дымохода. Потом Джеймс начал различать окружавшие его звуки; бревно потрескивало, выстреливая серией сердитых щелчков; заунывная, лишенная мелодии песня слетала с высохших губ старухи, которая раздевала Лидию.
Джеймс полулежал в кресле — качалке, его ноги свешивались на пол, и голова, отказываясь повиноваться его приказам, без всякой тревоги или удивления отметила, что он не может пошевелиться. Он не мог ни двигаться, ни говорить, он даже не мог моргать.
У Лидии было изумительное тело, и он не переставал им восторгаться. Когда старуха взвалила это обнаженное тело себе на плечи и понесла его к убранному после ужина столу, художник в Джеймсе восхитился чистотой линий спины и янтарным отливом волос, ниспадавших волною до пола. Если бы только старая карга могла постоять спокойно!
Однако старуха не хотела стоять спокойно. Она свалила Лидию на стол, просеменила к шкафу и вернулась с мотком крепкой веревки. Ее заунывное пение поднялось на целую терцию; крошечные ноги пританцовывали или отбивали такт, когда она связывала ноги Лидии от икр до бедер. Затем она согнула ее руки в локтях и так же крепко перевязала их. «Она лежит как связанный цыпленок, — беззвучный смешок пробежал в голове Джеймса, — готовый отправиться в духовую печь».
Старуха отступила назад и казалась очень удовлетворенной результатами своих трудов; она рассыпалась дребезжащим смехом, затем подхватила себя под бока и пустилась в радостный пляс по пещере.