Невеста дьявола
Шрифт:
– Не знаю.
– Ты должен знать.
– Любить значит любить. Почему ты любишь Майкла? Будет ли ответ истиной? Любить – значит любить. Майкл умен и красив. Майкл умеет смеяться. В Майкле присутствует невидимый дух, который проявляется в его походке, взгляде, манере говорить. Понимаешь?
– Кажется, понимаю. Мы называем это жизненной силой.
– Вот именно.
Какие еще слова имели столько подтекста?
– Я приметил Майкла очень давно, – продолжил голос. – Он меня поразил. Оказалось, что он способен видеть меня. Майкл
– Но ты не станешь ему вредить? – Ответом ей было молчание.
– Ты не станешь ему вредить.
– Только прикажи, и я ничего ему не сделаю.
– Но ты же говорил, что не хочешь причинять ему зло. Почему ты делаешь так, что мы пошли по второму кругу?
– Никакой это не круг. Я сказал, что не хочу убивать Майкла. Но, возможно, Майклу придется страдать. Что же мне делать? Лгать? Я не лгу. Эрон лжет. Я – нет. Я не знаю, как это делается.
– Я тебе не верю. Хотя ты сам, вероятно, считаешь, что говоришь правду.
– Ты причиняешь мне боль.
– Расскажи, чем это кончится.
– Что?
– Моя жизнь с тобой – как она закончится? Молчание.
– Не хочешь говорить?
– Ты откроешь дверь.
Она сидела не шелохнувшись. Мозг напряженно работал. Полено тихо потрескивало, языки пламени плясали на фоне кирпичей, но ей казалось, что движутся они как-то неестественно, будто в замедленной съемке. В воздухе вновь что-то блеснуло. Роуан почудилось, что длинная хрустальная подвеска на люстре дрогнула и закружилась, разбрызгивая крошечные блестки.
– Что означает – открыть дверь?
– Ты сама прекрасно знаешь.
– Нет, не знаю.
– Вы можете изменять материю, доктор Мэйфейр.
– Не уверена, что могу. Я хирург. Я работаю острыми инструментами.
– Да, но твой ум гораздо острее.
Она нахмурилась. На память вдруг пришел странный сон – сон о Лейдене…
– В свое время ты останавливала кровотечение, – заговорил он, медленно и вкрадчиво произнося каждое слово. – Ты зашивала раны. Ты заставляла материю подчиняться тебе.
В тишине отчетливо послышалось негромкое позвякивание люстры. В подвесках отражались танцующие языки пламени.
– Ты усмиряла сильное сердцебиение у своих пациентов, ты вскрывала закупоренные сосуды их мозга.
– Я не всегда сознавала…
– Ты делала это. Ты боишься своей силы, но ты владеешь ею. Выйди в сад ночью. Ты можешь заставить цветы раскрыться. Ты можешь заставить их расти, как это делал я.
– Но ты проделывал это только с мертвыми цветами.
– Нет, цветы были живые. Ты сама видела ирис, хотя тот случай истощил мои силы и причинил мне боль.
– А потом ирис умер и отвалился от стебля.
– Да, Но я не хотел убивать его.
– Ты довел его до предела. Вот почему он погиб.
– Да Я не знал его пределов.
Роуан показалось, что она в трансе, и все же как ясно звучит его голос, какое у него четкое произношение.
– Ты ведь не просто направил молекулы в какую-то одну сторону, – сказала она.
– Нет. Я проник в химическую структуру клеток, точно так, как это делаешь ты. Ты способна открыть дверь. Ты видишь ядро самой жизни.
– Нет, ты переоцениваешь мои знания. Никто не способен заглянуть так глубоко.
К ней вновь вернулся давний сон, вспомнилась толпа, собравшаяся под окнами Лейденского университета. Кто были эти люди? Они считали Яна ван Абеля еретиком.
– Ты сам не понимаешь, что говоришь, – сказала она.
– Понимаю. Я вижу далеко. Ты наделила меня метафорами и терминами. Благодаря твоим книгам я также узнал концепции. Я вижу все, до самого конца. Я знаю: Роуан может изменить материю. Роуан способна взять тысячи и тысячи крошечных клеток и преобразовать их.
– Ну и каков этот конец? Я выполню то, что ты хочешь?
Он снова вздохнул.
В углах комнаты что-то прошуршало. Портьеры всколыхнулись, словно от сильнейшего порыва ветра. Вновь зазвенела люстра, закачались подвески. Роуан уже не знала, показалось ли ей это или на самом деле по полу поползли клубы пара, растекаясь во все стороны до персиковых стен. А, может, это просто отблески огня в камине?
– Будущее – это ткань из переплетающихся возможностей, – сказал Лэшер. – Некоторые из них постепенно становятся вероятными, буквально единицы превращаются в неизбежность, но вместе с тем в основу ткани попадают неожиданные сюрпризы, способные ее разорвать.
– Слава Богу, – сказала она, – Значит, все-таки ты не способен видеть до самого конца.
– И да, и нет. Многие из людей полностью предсказуемы. Но не ты. Ты слишком сильная. Ты способна открыть дверь, если захочешь.
– Как?
Молчание.
– Это ты столкнул Майкла в море?
– Нет.
– Кто-нибудь другой это сделал?
– Майкл упал со скалы в море, потому что проявил неосторожность. Душа его болела, а жизнь была пуста. Все это отражалось у него на лице, в его жестах. И не нужно быть духом, чтобы разглядеть это.
– Но ты разглядел.
– Да, но еще задолго до того, как все случилось. И все же я тут ни при чем. Я улыбался. Потому что предвидел, что ты и Майкл будете вместе. Я понял это, когда Майкл был еще мальчиком и смотрел на меня сквозь садовую ограду. Я предвидел смерть Майкла и его спасение. Ты его спасла.
– А что видел Майкл, когда утонул?
– Не знаю. Майкл умер.
– Что ты имеешь в виду?
– Он стал мертвецом, доктор Мэйфейр. Вам известно, что такое мертвец. Клетки перестают делиться. Тело больше не подчиняется одной силе или одной сложной цепи команд. Оно умирает. И если бы я проник в его тело, то мог бы двигать его конечностями и слышать его ушами, потому что его тело было свежим. Но оно было мертвым. Майкл покинул свое тело.